Лицо этого человека показалось Рутгеру смутно знакомым.
Не спрашивая приглашения, загадочный охотник залез на трубопровод и перебрался по нему через провал.
– Ты не знаешь, что случилось с хлыстом, друг? – спросил Буджум вместо приветствия.
– Знаю, – невозмутимо ответил гость. – Я убил его метательным ножом.
– Ты? А не врешь?
– Зачем мне врать?! Я уже не мальчик, чтобы желать самоутверждения за счет странствующих героев.
Буджум насупился. Он еще толком не понял, есть ли что-то обидное в словах гостя. Но на случай, если оно там есть, решил напустить на себя хмурый вид.
– Ты очень крепко помог нам, охотник, –положив руку на сердце, признался Рутгер, как бы извиняясь за недоверчивость Буджума. – А я даже не знаю, как тебя зовут!
– Меня зовут Рем. Мы уже встречались в трактире “Хвосты и копыта”. Совсем недавно, – усмехнулся его собеседник.
Тут лорд Данзас вспомнил, что это имя тогда вскользь обронил Иманд. Но счел свою забывчивость простительной: уж больно много всего произошло за последние часы! И хорошего, и плохого, и трагического...
– Рад знакомству, Рем. А меня зовут Рутгер, – “лорд Данзас” он решил отбросить, и с этими словами протянул спасителю открытую ладонь для рукопожатия.
– Это я знаю, – улыбнулся Рем. Зубы у него были белые и ровные, совсем не такие, как у большинства бродяг Праймзоны.
– Знаешь? Но откуда?
– Слухами земля полнится. И, кстати, если бы не они, я бы вряд ли свернул со своей тропы в Разломах, чтобы помочь вам.
– Вот как? – Рутгер был не на шутку удивлен. – Ты пришел помочь?
– Конечно. Ведь моя помощь... она как бы... – Рем запнулся, подбирая слова.
– Небескорыстная? – подсказал Рутгер.
– Нет-нет, я не это хотел сказать! – рассмеялся Рем. – Я о другом! О том, что я помог вам именно потому, что знал про вас гораздо больше, чем знаю о людях обычно. И... восхищаюсь вами!
Рутгер был так удивлен, что застыл с отвисшей челюстью – так в театрах изображают крайнее изумление простолюдинов. Для удивления у него была масса причин. Начать с того, что кроме его собственных героев и девушек легкого поведения никто и никогда не восхищался им всерьез...
– И что же является... так сказать... причиной этого восхищения? – осторожно промолвил Рутгер.
– Я благодарен вам, лорд, и я благодарен вашему герою за то, что вы проучили этих зазнаек в трактире “Хвосты и копыта”... – Проучили? – не для виду удивился Рутгер. – Но за тот идиотский инцидент с дракой мы заплатили немалый штраф! – Где уж тут “проучили”!
– Да! Но вы сделали это!
– Что “это”?
– Да проучили же! Ну, показали этому прыщу Атаульфу, что есть люди, которым плевать на его репутацию самого отпетого чернокнижника Зоны... И что есть люди, которые не боятся надавать тумаков его распоясавшимся ученичкам... А значит, в перспективе, и ему самому! – Рем произнес эту тираду очень страстно.
– Но разве Буджум и в самом деле надавал тому хлыщу тумаков? По моему мнению, он так, слегка, можно сказать, только начал... – продолжал недоумевать Рутгер. – И разве те ребята такие уж “распоясавшиеся”?
– Уж поверьте мне, они распоясались, да еще и как! И будем считать, что надавал, надавал по первое число! В общем... – Рем на минуту задумался о чем-то своем и продолжил: – Так что можете полагать свое спасение моим подарком вам. Мало кто так сильно ненавидит всю эту троицу, как я...
– Что ж, это воистину королевский подарок! – искренне сказал Рутгер.
–Все время разговора Иманд стоял поодаль, не говоря ни слова.
Рутгер так и не понял причину такой сдержанности – то ли он на ножах с этим Ремом, не то ненавидит Атаульфа и его учеников еще сильнее, чем этот запальчивый Рем, не то считает, что не время поминать старое, то ли просто изможден схваткой с огневиками, то ли банально нет сил на радостные объятия и непринужденную болтовню.
Но страннее всех вел себя рассудительный Шелти. Пока все братались, радовались чудесному избавлению от хлыста и горевали о гибели Дитера, инженер сидел на парапете и размышлял.
Он размышлял о себе! О своем характере. И о его связи с произошедшим.
Как же получилось, что он, такой осторожный и предусмотрительный, толкнул своих товарищей и своего дорогого хозяина на путь, гораздо более опасный, чем тот, которым они собирались следовать ранее?
Как получилось, что он, положивший жизнь на служение светлым силам разума, по факту принял неразумное вредное решение?
Может быть, он знает о разуме слишком мало? Может быть, он понимает его как-то... неправильно? Может быть, разум – это нечто большее, нечто более сложное, чем он всегда считал?
