Издательская неточность наблюдается и в контексте со словом пустыни из той же «Дидактической поэмы». В американском издании находим:
Существеннее миф о волосах Самсона… Здесь же: кто есть кто? — Амнон? Фамарь? Восстание? Иоав? — Никто — никто… Есть «столб Авессалома», поставленный в пустыне так, как есть, до библь-страстей… Уж если есть пустыни, то почему бы в ней не быть столбу?[143] А в сборниках (Соснора, 1998: 182; Соснора, 2006: 682) напечатано пустыня. Но в стихии архаического языка именно пустыни — правильная древняя форма единственного числа того утраченного склонения на *i (долгое), к которому принадлежали слова, заканчивающиеся на -ыни в единственном числе: пустыни, рабыни, государыни, простыни. Реликтовая форма этого склонения сохранилась в польском слове пани.
В этом тексте Соснора явно иронизирует над конструкцией с существительным-определением — лексико-синтаксической калькой с английского языка (о распространенности сочетаний типа бизнес-справочник, Горбачев-фонд (см., напр.: Костомаров, 1996). Однако по происхождению такие кальки являются древнейшими индоевропейскими конструкциями с существительным-определением, сохранившимися и в русских реликтах типа жар-птица, бой- баба. Подобных сочетаний и с русскими, и с заимствованными словами у Сосноры встречается очень много:
Эйфель был берцов. Боже-Башня уже из кайф-кафеля. Уйди из Парижа — увидишь ее из Советской страны («Третий Париж» / «Верховный час»[144]); Пишут пишут книги о секс-страсть в сердце, грусть с позолотцей, грядущего Манна, я книг не умею, не умираю о славе, — Serwus, Madonna. («Serwus, Madonna» / «Верховный час»[145]); Драконы-деревья вместо фиктивных фруктов наудили на ушки вишенки — флирт-флажки! Холм хмеля! («Полдень на хуторе» / «Верховный час»[146] ); Я буду жить, как нотный знак в веках. Вне каст, вне башен и не в словесах. Как кровь луны, творящая капель. Не трель, не Лель, не хмель, не цель… не Кремль. Мечтой медведя, вылетом коня, еж-иглами ли, ястребом без «ять»… Ни Святополком (бешенством!) меня, ни А. М. Курбским (беженцем!) — не взять! («Традиционное» / «Хутор потерянный»[147] ); Жук ты жук черепичка, бронированный дот, ты скажи мне сюр-жизнь а отвечу о нет, сюр-то сюр а множится соц и монетку крутя мы видим орел а лицевая сторона — арифмет цены, и круженье голов на куриных ногах. Ах! («Золотой Нос» / «Двери закрываются»[148]) Обычно архаическому определению в виде существительного сопутствуют и другие архаизмы. Так, отсутствие двоеточия в конструкции ты скажи мне сюр-жизнь архаизирует значение слова скажи (‘расскажи’ — ср.: сказать сказку), а отсутствие двоеточия в строке и монетку крутя мы видим орел превращает существительное орел в неодушевленное. На ранних стадиях развития русского языка категория одушевленности еще не была грамматически оформлена. Обратим внимание на то, что в тексте Сосноры речь идет не о живом орле и даже не о его изображении, а о стороне монеты, условно называемой орлом.
Синтаксические конструкции со значением прерванного или неосуществленного действия (типа
