Даже в Лндоне — тоже слово На естство оно первдимо. («Вот я птцу ли гльжу ли льтящу…»[330]) Слова, сокращенные таким неестественным образом, гротескно отражают вполне естественное явление: редукцию слова в разговорной речи, а затем и в языке — как следствие не столько экономии усилий, сколько восприятия слова целиком, а не по морфемам, утрачивающим самостоятельную значимость.
Ситуация, актуальная для XII–XIII веков — возместительное продление гласного, компенсирующее утрату редуцированного (ослабленного) звука в соседнем слоге, — оказывается возможной и сейчас:
Безумец Петр — безумец первый Так, но когда — безумц второй Собрал в комок стальные нервы И их вознес над головой Чтоб жизни срок укоротился Возможно, это был урок Тем, кто без умысла катился И прикатился на порог («Безумец Петр — безумец первый…»[331]); Вот избран новый Президент Соединенных Штатов Поруган старый Президент Соединенных Штатов А нам-то что — ну, Президент Ну, Съединенных Штатов А интересно все ж — Прездент Соединенных Штатов. («Вот избран новый Президент…»[332]) В истории языка возникали варианты слова или формы, и впоследствии один из них, не принятый нормативным языком, оказывался востребованным поэзией — например, формы сладк у Кантемира, красн, честн у Тредьяковского, черн, бледн у Державина, верн, черн у Пушкина [333]. Но если у этих авторов подобные формы имеют стилистическое значение традиционных поэтизмов, то у Пригова они скорее демонстрируют речь, в которой слово оказывается недовоплотившимся — при том, что претензия на подражание классикам выставляется напоказ:
И лишь подумал — вон сидит В углу какой-нибудь философ, Поверх тебя в лицо глядит ругих каких-то там колоссов. И говорит, сгустив чело: Сегодня очень я расстроен. Весь день я думал: отчего Так странно человек устроен? Ведь знает, что под настом крепким — Тьма съеденных червями предков, А все беспечн не по летам, Все веселится в этом мире, Затем ли рыцарь на турнире Ребро ломал в присутствье дам, Строитель строил Нотр-Дам <…> Ну, почему я не могу С женою выйти на балкон И посмотреть без неприязни На мир — как он велик, как он Великий не однообразен <…> Как вон скопляется народ, Портреты, транспаранты, знамя, И все колышется, плывет На площадь Красную с песнями («О голове»[334]); Когда бы вы меня любили Я сам бы был бы вам в ответ К вам был бы мил и нежн… да нет — Вот так вот вы меня сгубили А что теперь?! — теперь я волк Теперь невидим я и страшен Я просто исполняю долг Той нелюбви моей и вашей. («Когда бы вы меня любили…»[335]) Вставка гласных демонстрирует древнейший закон открытого слога свойственный праславянскому языку и в значительной степени действующий до сих пор, но не заметный носителям языка, поскольку живые процессы не отражены орфографией:
