…О, Отец Небесный мой!.. Ужель они не знают, не чуют, не ведают?..
Но!..
На вершине горы Сулем, где живут совы, стоит ветхая, древнезаветная, седая сосна-певг.
Дети любят лазать по деревьям.
И я часто влезаю по опасным ветвям на вершину сосны, и оттуда сиреневые, млечно-малахитовые, сердоликовые бальзамические плоскогорья Кармеля, Магеддо, и гористая страна Сихем, и горы Гельбоэ, и женовидная гора Фавор прельстительно, колыбельно колеблются, открываются мне, и зовут растаять навек в священной мгле их вместе с древними, святыми могилами патриархов…
Так хочется мне умереть, улететь с сосны и стать горами этими…
Так хочется бродить здесь и после смерти.
И я буду…
Абу! Отец!..
Но я еще вижу какую-то гору, на ней три креста, и трёх распятых…
И я гляжу через мглу гор и лет, и двух распятых не узнаю, но чую, вижу, узнаю Третьего…
Отец, я не скажу вам, кто Третий…
…Тут ветвь пошла, обломилась под ногами мальчика, но он успел нежно схватиться за другие…
Потом Иосиф ночью подрубил сосну и сказал: «Сын, сосна рухнула от древности своей. Она была наклонной, опасной — и вот обреченно упала…»
…Отец мой, абу, но я знаю, кто Третий… Я и со своего пня вижу… Открылось…
Но не говорите безмолвной Матери Моей…
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Абу, Авва, отец, не говорите матери моей о смерти моей…
Но вот Она пришла на крышу ночную мою и льнёт ко мне в Звездопадах, как душистый, медовый сноп свежей пшеницы в блаженной долине Азохис…
— Иму, Матерь моя, ты пахнешь пшеницами медвяными…
Но Она безмолвная, как пшеницы скошеные, как дальные и ближние звездопады, но в зрачках Ея звёзды летят, пылают, но не сгорают… вечные звезды материнской любви. (Китайские мудрецы говорят, что падающие звезды — это зрачки усопших матерей… они вечные…)
— Иму, Матерь, мама, на свете нет любви сильней, чем любовь Матери и Сына.
Только любовь к Богу превышает её.
Но любовь матери и сына — первая и на земле, и в Царствии Небесном…
Иму, Матерь, матушко, а помните, как Волхвы привели Звезду Рождества, и с Ней смирну, золото и ладан.
Смирну принесли — как человек, золото — как царю, ладан — как Богу…
Золото — за племя Сима…
Смирну — за племя Хама…
Ладан — за племя Иафета…
А ещё они принесли персидский пурпурный мак-текун отцу моему Иосифу. Пурпурный, как одежды первосвященников иудейских…
Но мак слаще, чем их кровавые одежды, чей пурпур загустеет, увеличится от крови моей…
И отец посадил мак-текун тайно на крыше моей…
Пианый, блаженный пурпур мака-текуна, умиротворяющий печаль…
Но брал ли? но берет ли отец мой сок мака?сон мака? не знаю, не знаю…
Подрезает ли отец мой тайно мак-текун и вкушает для изгнанья печали?
Иль мак-текун сам сыплется, опадает — не знаю, не знаю…
Я за отцом моим не хожу, не подглядываю…
Иму! Матерь, матушко моя, мама, маа, а я вижу и доныне воспоминаю, как три дня мы бежали в Египет от царя Ирода и от приказа его избить, окровавить млечных младенцев.
И как на третий день сверкнула египетская спасительница — река Риноколура, и как в ночах все звёзды падучие бежали с нами.
И все скарабеи, и все василиски, и все аспиды, и все львы, и все лани, и все пальмы, и все кедры ливанские. и все колодцы пустыни с нами бежали, бежали, бежали и нас ласкали, лелеяли и упасали…
И мы поселились в Матарее. близ Нила. где некогда под именем Осарсифа Моисей был священником…
И тут я увидел Пирамиды Фараонов, и все бежали, а Они стояли.
Иму, Матерь безмолвная моя, а какие Слова родились перед этими Пирамидами? Предшествовали Им?
Какие Слова стояли пред этими Пирамидами?где Они?
Какие Слова эти Пирамиды поставили. родили?
Кто знает?..
Только Фараоны и Жрецы знали Слова эти, но унесли с собой в глухие саркофаги?
И эти Слова замурованы, погребены бесследно в Пирамидах?
Но и эти Пирамиды истают, сокрушатся в камни, а камни изойдут в пески.
А Где Те Слова?
А Слова Моисея не станут песком и камнем забвенья?
А вдруг я скажу Слова Пирамиды Вечной Жизни?..
Матерь!
А Бог был всегда. И до человека…
Но Бог был нем…
Но вот Он впервые заговорил с человеком. С Моисеем на Синае…
А скоро Бог заговорит и явится в живом Человеке… В Богочеловеке…
А если во Мне, Матерь?..
Мария хотела сказать Ему, что Он кощунствует, но вспомнила Ангела Господня, который явился к ней перед Его рожденьем, и вспомнила, что Она была единственной на земле женой, чья девья пелена нарушилась не от мужа, а от новорожденного Дитя, и с тревогой и восторгом приняла истину Его Слов.
И вот Мария молчит и только гладит Его ягнячьи кудри.
Кудри льются в Ея перстах, похожих на юные изумрудные камыши бродов Иордана…
Камыши гибкие, певучие, атласные, текучие…
Блаженно, сонно агнцу, дитяти в перстах матери…
Зыбко, звёздно, сонно, сонно, тепло…
Сонно…
Иму…Мама… маа, я засыпаю. но в глазах моих сонных стоят те Пирамиды Фараонов под теми звёздами и луною…
