— Эй! Хасан-Хусейн! Суслик Тимурхана!..
Погляди на свои мешки! — кричит Поэт Самоубийца из реки, уже притаившейся уже готовой взять его навек…
Но мальчишка поет и не слышит и не знает…
И золотое цельное зерно мягко сыплется на нежную первоначальную медовую траву…
Ууууууу…
…Отец убьет мальчишку!..
Эй, суслик, стой!..
…О Аллах! тут и уйти утонуть сгинуть немо бесследно тихо не дадут…
О Аллах! иль Ты послал суслика этого?..
…Поэт тяжко неохотно обреченно зло исходит из реки и бежит по берегу за мальчишкой, за зеленым вешним пуховым густотелым ослом его, за золотыми пшеницами зернами летящими бьющими из расклеванных канаров ветхих мешков…
…Эй, суслик, стой!..
Поэт догоняет мальчика кишлачного…
И осла его, отмеченного означенного божьим яростным безудержным малиновым живым тучным тюльпаном-фаллосом-стволом…
И поэт Тимур-Тимофей посмотрел на невинный плод сей кочевой и воспомнил дни молодости своей и дев жен своих под фаллосом-тюльпаном своим.
И содрогнулся улыбнулся…
..О, Господь, дай и этому ослу!..
Ууууу…
И потом вместе с отроком стали они ивовыми прутьями завязывать пробитые протекшие мешки и отгонять птиц клюющих…
…Господь!..
Иль я Твой пролившийся златым зерном сосуд мешок?..
И всё уж вытекло моё златое зерно?..
Господь!..
Иль уйти не даешь?..
Господь!..
Иль вызываешь из стремнин речных последних бездонных на младой травяной весенний брег вод?..
О!..
…Сколько лет прошло?
Сколько вод пронеслось?..
Сколько златых пшениц истекло?..
О!..
Но Поэт бродил в бездонном тихом многом золоте сентябрьских переславль-залесских лесов одичалых древнерусских лесов лесов…
И там у черного осмяглого дуба встретил двух бродяг пианиц опойц которыми полна Русь как рухлый тополь короедами точащими неслышными тайными…
И они остановили Поэта и вынули два ножа и сказали:
— Нынче на Руси тоска. Нынче на Руси лишь брань да хмель.
Нет Бога….
Нынче на Руси одна забава: иль пить иль убивать…
И мы убьем тебя.
И взяли в ножи его.
— Нынче на Руси все восстанье вся свобода вся пагуба гульба — все в войне да в вине!..
Нет нынче Бога на Руси…
Уплыл! Увял! Забыл…
И тогда он сказал:
— Есть Бог на Руси. Есть поэт на Руси. Есть честь на Руси.
И они сказали:
— Если бы был Бог на земле — мы не забыли бы Его, а мы не помним.
И он сказал:
— А помните вы блаженное улыбчивое лицо матери своей в струях молока, когда она питала, кормила вас, новорожденных младенцев у грудей своих благодатных?..
А помните вы соски её ликующие блаженные?..
Не помните. Но было…
Так и Господь. Был Он и есмь.
И они сказали ощерясь:
— Мы закидаем тебя рухлым золотом листвы.
И ты умрешь в золоте листвы — и это единственное золото, которое у нас не украли, не угнали наши властители-воры.
И забудешь Бога своего…
И никто не найдет тебя в дремучих лесах этих святорусских грозных.
И не вспомнит тебя никто…
Так многие на Руси сгинули без могилы…
И он сказал:
— Есть Бог на Руси. Есть честь на Руси.
И я творю пишу книгу молитву поэму о Втором Пришествии Иисуса Христа на нынешнюю Русь.
Ибо сказано в Коране, что каждое время имеет свою Священную Книгу.
И Господь дал мне её, сказал чрез меня. И ноша велика.
И мне осталось десять дней, чтобы кончить молитву эту…
Дайте мне десять дней, а потом я приду к дубу этому и вы убьете меня.
И они сказали:
— Ты лжешь.
И он сказал:
— Я не поэт, если лгу.
И они хмуро недоверчиво отпустили его.
