очень мужчин, пятеро стариков лет шестидесяти, суровая учительница литературы Любовь Дмитриевна, жена дяди Володи. Женщин в долине традиционно к таким делам не допускали, но тут сделали исключение, и никто не решился спорить… Как-то раз она пошла в курятник, собрать яйца, и на нее что-то бросилось. Взмахнув лопатой, которой убирала куриное дерьмо, Любовь Дмитриевна сшибла это «что-то» на пол. Протянула руку к выключателю, включила свет… на полу умирала рысь. Женская слабость выразилась в публичном реве на всю улицу — ты, мудрила с Нижнего Тагила, охотник или кто? Всяка пропастина бегат прямо по дому, а он телевизор смотрит! Дядя Володя виновато прятался за спинами сыновей… стреляла Любовь Дмитриевна не хуже мужа.
— Так, когда подойдут метров на четыреста — все назад, Лопсон и Женька открывают огонь, если они не разворачиваются на нас — стреляют еще, пока они не развернутся. Потом уходим влево и на во-он тот холмик. После того как Сергей перекроет дорогу — не выпускать их из машин. Всем ясно? Мунко!
— Я, товарищ полковник!
— Будь готов бежать по отрядам. Ну все, ждем.
Потекли минуты ожидания…
— Э чо, Вася, смотри! — дядя Володя показал рукой в сторону поля. — Оне почто-то в тот лес, в овраг едут, на Суху речку, на кладбище. А чо мы их, там заловим али чо?
Товарищ полковник прикинул изменившийся расклад.
— Мунко, к Сергею! Скажи — пусть бегут к оврагу, когда колонна войдет в него полностью, валить деревья с тылу, понял? Лопсон со мной, Женька и все — к Толе, собирайте весь бензин, мы их там спалим! Анатолию приказ — как колонна встанет, бросать бутылки, ветки, чтоб горело!
— А кто спереди?
— А спереди их встретят… — нехорошо ухмыльнувшись, Василий Григорьевич размеренно побежал к лагерю. Он знал, где стоит замаскированный мотоцикл «ИЖ-Юпитер».
Максимка, как-то сразу протрезвев, понял — ему все равно не жить. Хер с ними, с бухулдэшками — свои, когда выплывет правда, остатки семейства со свету сживут… Кровь Домышевскую в долине считали немного порченой. Почти двести лет назад один граф, дворянства лишенный и в долину после стояния на Сенатской сосланный, соблазнил девку из хорошей семьи. А когда ссылка его кончилась переводом в солдаты на Кавказ, оставил ей и своим насквозь незаконным детям хороший двухэтажный дом. Оттуда и фамилия пошла. Отличались «домышата» невероятной даже по местным меркам отмороженностью, малоумием и хвастливостью — что вполне закономерно приводило фамилию к упадку, никто приличный с ними не знался и не роднился. Но их терпели — свои все же, даже немного гордились — как же, вот, того самого, который «Войну и Мир» написал, родственнички-то у нас в КПЗ сегодня отдыхают. Они были — свои. Поэтому, отогнав первый испуг, предать Максимка не мог. «Повожу их до кладбища, по Сухой речке, потом пошлю на хер, пусть валят», — пришло решение…
— Вот сюда, налево, в соснячок тот. Километра три еще, — глянув в широкую смотровую щель, сказал он. И, подпустив в голос жалости, почти простонал: — Только не убивайте!
Синие бэтээры инопланетян въехали в глубокий, метра три с половиной, овраг — русло речки, которое углублялось каждый год весенними паводками.
— Сейчас приедем! — Максимка тянул время, умирать не хотелось. — Сейчас!
Раздались ухающие гулкие звуки. Бухулдэшка нервно шевельнул ушами, что-то спросил по своему.
Товарищ полковник успел. Найти и завести трофей, выгнать к оврагу, поставить на выходе, пересесть на место стрелка, навести пушку на склон, выстрелить, чтобы склон обвалился, высадить остатки снарядов в первую машину противника… с другой стороны оврага начали падать вековые сосны, отрезая путь к отступлению.
… Максимка повернул голову в сторону бухулдэшки, глянул в синие, без белков глаза нелюдя… голос его сорвался на уже не важный, несолидный фальцет:
— Иди на хер! — и плюнул в обезьянью рожу.
Анатолий подбежал к оврагу почти последним — все же лишний вес да и… а-а, каждый выбирает по себе и не фига жалеть! Передняя машина бухулдэшек горела, из открытого люка пушечной башенки свисало длиннорукое тело в синем. Народ стрелял — бестолково, но с энтузиазмом. Время от времени разбивались о броню бутылки с бензином, падали сухие ветки и целые молодые сосенки, кем-то вывернутые с корнем… отдышавшись, он нашел Сергея — всего из себя с перемазанной мордой, в рваном камуфляже, трофейным ружьем за плечами, бензопилой «Штиль» в руках.
— Терминатор отдыхает, Серега! Завязываем стрелять, ори громче, я не могу!
— ПРЕКРАТИТЬ ОГОНЬ! Валите на них сушняк, спалим на хер!
Начали открываться задние люки бэтээров — видимо, пришельцы поняли, что выйти из оврага им не дадут, стрелять из пушки они могли только прямо или назад, бойницы для стрелкового оружия были закрыты стенками оврага… Подоспели люди из отряда Василия Григорьевича, развернулись — и начали выщелкивать пришельцев по одному, не давая высунуться из люков. Тех, кто успел подняться по дымящимся машинам на склон оврага, тоже ждала теплая встреча — борьба и бокс пользовались в долине здоровой популярностью, а драки на штакетинах у клуба были национальным видом спорта.
— Нна! Ууу, самка собаки! — бухулдэшка небольшого (по сравнению с остальными) роста выбрался из люка, прикрываясь человеческим телом, отбросил тело в сторону, одним прыжком вскочил на машину, прыгнул на край оврага, ловко ткнул кого-то коротким прямым клинком…
Толя потянул из ножен шашку (не зря таскал, не зря!), отцепил от ружья трофейный длинный нож — и бросился навстречу.
…Нет ничего, кроме врага и его клинка… двух клинков, враг отстегивает от пояса и берет в левую руку нож. Короткий выпад кинжалом, пусть откроется, враг отбивает мечом, с кисти проход в грудь, нет, отскочил, бьет мечом — колющим в голову, принимаю на нож, отвожу, уход в сторону, расходимся, показываю удар шашкой сверху и одновременно — укол ножом, грудь открыта… купился! Нож встречает меч, отводит влево и сабля снизу — в подмышку правой руки врага, нна! А теперь сплеча наискось — нна!
Анатолий вытер впервые испившую неземной крови шашку об одежду врага и, опустошенный, опустился на землю… бой кончился. Двух пленных, чудом не запинанных до смерти, отстоял товарищ полковник. Зачем-то они ему были нужны.
Из ста двадцати человек, устроивших засаду, в живых осталось девяносто.
Товарищ полковник понимал — надо успевать, пока народ не перегорел, пока мужики еще на порыве и на злобЕ. Поэтому, лично закинув хорошо избитые тушки пленных в грузовой отсек крайнего БТРа, он начал работать, благо работа была насквозь привычной.
— Сергей! Дарбаев! Ко мне! Толя! Сюда! Все у кого ВУС — мехводы, ко мне! Дядя Володя! Бери дедов, обдирай с этих все, тащи сюда! Все моложе тридцати — ко мне! Мужики, слушай сюда! Оттаскиваем бревна, мехводы на машины, выводим на дорогу, кто сколько может берет на бортА — и в село, мы их раком сейчас поставим! Все поняли?! Анатолий, на тебе раненые, организуй. Сергей, начинаем с аэродрома и дальше по ситуации. Их всего четыре машины осталось. Вперед, пошел!
Механиков-водителей отыскалось даже с избытком — восемь человек (из-за свойственного жителям долины небольшого в среднем роста, редко кто вырастал выше ста восьмидесяти сантиметров, в танкисты их брали охотно), обучение много времени не заняло — принципиальных отличий в управлении от той
