Я много чего повидал в «девятке», я мог бы и поверить. Другие «бродяги» — тоже, но остальные вряд ли. А значит, дальше ребят ждали бы бесконечные лаборатории, из которых почти нет ни единого шанса вырваться…
— Хорошо, мы не пойдём с вами, но… Вы же ведь отправитесь за подмогой, да? За нами придут? И ведь нужно же ещё уничтожить всех этих монстров, да?
— Я не уверен, что кто-то вернётся… в ближайшее время, — отвёл взгляд. — Пока всё проверят и обдумают, пока соберут армию вторжения…
— А как же мы? — растерялся Ян. — Ну, вы же расскажете о нас… О том, что вообще кто-то здесь ещё остался в живых!
— Расскажу, — тоскливо протянул я. — А что толку? Никто не кинется вытаскивать вас прямо сей же момент… Скажут — прожили шесть лет и ещё подождёте.
— Постойте! Но… Но ведь так же нельзя! Если раньше про нас просто не знали, то сейчас…
— …ровным счётом ничего не изменится, даже если я всё расскажу и мне поверят! — внезапно разозлился я. — Пойми, Ян, ради двух человек никто не будет посылать спасательный отряд…
— Но мы же свои! Нас же нельзя бросать… Ведь кроме нас могут быть и другие выжившие…
— Всем плевать, Ян, двое вас тут или две тысячи. Если я смогу добраться до наших, то будет большая войсковая операция. Настоящая война. Не ради вашего спасения или уничтожения Зоны, а ради технологий и знаний.
Парень дёрнулся, словно от удара, Ирина затихла где-то в уголке.
— Неправда! Это… это всё нужно уничтожить! — Ян буквально захлёбывался словами. — Выжечь огнём! Очистить! Это… это зараза! Болезнь! Как это может быть ценнее, чем люди?!
— Может быть. Легко. Как не хрен делать. «Серые» будут нужны, а вот вы — нет. Даже если вас и вывезут на большую землю, то, скорее всего, просто бросят на произвол судьбы…
Я не понимал, что и куда меня сейчас несёт.
Весь шок после боя, вся горечь от потерь и осознание того, что я опять остался один, хлынули из меня неуправляемым потоком. Накатили старые воспоминания и обиды. Воспоминания о том, как я — последний выживший из всей нашей ополченческой роты, наконец-то добрался до большой земли, вырвавшись из этого проклятого «Сентября»…
И понял, что, как и многие, оказался там никому не нужен.
Никому не были нужны толпы беженцев из попавших в зону заражения районов. На нас тогда все наплевали. Забыли. Бросили!..
Прости меня, Ян, за то, что сейчас срываюсь на тебе. Прости меня. Прости за то, что ты похож на меня тогдашнего. Успевшего краем глаза взглянуть на войну людей против людей и сумевшего выжить в противостоянии с чудовищами. Ещё верившего в какие-то идеалы и в то, что «наши своих не бросают»…
— Ростислав, — глухо произнёс Ян, отворачиваясь от меня. — Вы сейчас говорите страшные вещи. Плохие вещи. Я не хочу в такое верить… Если вы решили уходить один, то уходите как можно скорее. Пожалуйста…
— Тогда я, пожалуй, прямо сейчас и пойду, — поднялся с места, подхватывая одной рукой автомат, а второй рюкзак с ядерным зарядом. — Спасибо вам и прощайте.
Отодвинул в сторону тяжёлый и толстый засов, откинул дверь, вышел.
Под ногами шелестела сухая опавшая листва — на дворе уже как две недели была осень. Настоящий сентябрь пришёл в «Сентябрь», вот так-то… Лес был обычным — лиственным, и на первый взгляд в нём не было ничего необычного. Только кое-где встречались пёстрые синеалые кусты «бананника». После Вторжения такая ерунда стала расти иногда даже и за пределами «девятки». Как ни странно — неопасен. А плоды действительно на бананы похожи формой, если только бывают синие в красную полоску бананы. Вкусные, между прочим. Кто-то, то ли с недостатка ума, то ли с недостатка еды, их жрал. Но не помер и не отравился — фрукт как фрукт. На сырую картошку похоже по вкусу, можно даже и пожарить…
Под лапой «экзы» сухо хрустнула «плесень» — густой и колючий мох, растущий здесь, в «девятке». Где-то невдалеке виднелось мертвенно-зеленоватое свечение от небольшой кислотной аномалии, судя по звуку, где-то справа бил огненный гейзер…
Вокруг всё ещё был «Сентябрь».
Я остановился, привалившись спиной к дереву и опуская на землю контейнер с бомбой. На душе было погано.
Не понимаю, с чего я так сорвался только что? Послебоевой стресс? Горечь за погибших товарищей? То, что я остался совсем один в окружении врагов?
Или это было всего лишь проявлением страха? Страха остаться тут навсегда, так и не выбравшись из «девятки». Страха потерянности и одиночества.
Или это была месть? Месть самому себе, за те же самые слова, которые я услышал много лет назад.
«Ты никому там не нужен. На тебя всем плевать».
Но кто дал тебе право врываться в маленький мирок двух совершенно посторонних тебе людей и рушить его к чёртовой матери? Подарить надежду легко, но ещё легче отнять и предать её. Этот Ян, он ведь действительно смотрел на тебя как на пророка, на спасителя, а кем оказался ты?
Отлично. Просто здорово, Рос. Сорваться на ни в чём не повинном пацане просто потому, что он напомнил тебе самого себя. Разве это справедливо? Молчишь… Даже сам себе ответить не в силах, а ещё «бродягой» себя называешь. Да кто ты такой вообще? Что ты вообще хочешь? К чему идёшь?
Тяжело съехал спиной по стволу, обдирая выступами брони кору.
…Есть ли у меня цель? Хоть какая-нибудь. Или же я уже давным-давно умер, и моё тело до сих пор действует лишь как придаток к «экзе»?
Неужели я всё забыл?
А ведь когда-то я хотел навсегда покончить с тем, что однажды перечеркнуло всю мою прежнюю жизнь и отняло всё. Я же ведь, как и многие, хотел уничтожить «Сентябрь», так неужели что-то изменилось?
Неужели я тоже стал его частью? Всего лишь частью, как монстры и аномалии?
Сейчас у меня есть в руках сведения, которые могут повернуть весь ход этой странной войны, но…
Впервые за очень долгое время я не знаю, что мне делать.
Прорываться к своим? В одиночку, через пять сотен километров, наполненных смертоносными тварями и аномалиями. С минимумом запасов и боеприпасов, почти без надежды на успех.
Самоубийство? Наверное. Но разве есть другие варианты?
Можно ведь и в самом деле попробовать рвануть вместе с этими двоими — ребята они, несмотря на свой возраст, действительно вроде бы тёртые, так что…
…вместо одного покойника будет три.
Ну нет, Рос! Ты с такими мыслями далеко не уйдёшь!..
…А я и так никуда не уйду.
Думаешь?
…Уверен. Как никогда раньше. Когда против тебя абсолютно всё — шансов выжить не остаётся.
Значит, выживи наперекор всем и всему!..
…Легче сказать, чем сделать.
Сделать…
А что я ещё могу сделать? Чтобы весь наш поход, все погибшие… Чтобы всё это было не зря.
Что я могу сделать такого, раз уж всё равно обречён? Такого, чтобы всем этим тварям, колючим и серым, стало жарко, да так, что…
Губы внезапно скривила усмешка.
— Жарко, говоришь? — прошептал я. — Хорошо, будет вам всем жара. Да такая, что вы взвоете!
Взгляд упал на ранец с ядерным фугасом.
Где я сейчас нахожусь? В самом сердце «Сентября». Совсем недалеко от какого-то в рану укушенного
