В самый пик противостояния с Верховным Советом, когда чуть было не объявили импичмент президенту, Ельцин весной 93-го добивается согласованного решения — идти на референдум. Четыре вопроса: о доверии президенту и реформам, о досрочных выборах президента и народных депутатов. Накануне голосования я поделился с Борисом Николаевичем, что знаю, как на референдуме проголосуют. «Как так?» — спрашивает. А я говорю, что Галя, моя жена, принимала роды у нашей кошки, и та принесла четырех котят: трех серых и одного черного, точно по формуле «Да-Да-Нет-Да». Борис Николаевич рассмеялся. Конечно, это шутка, но по жизни-то так и вышло.
— Это правда. К сентябрю 1993 года противостояние стало запредельным. Ельцин вынужден был готовить указ № 1400 о роспуске парламента, назначении новых выборов депутатов.
Когда Борис Николаевич подписывал его, я был у него в кабинете. Говорю: «Борис Николаевич, это очень опасный указ. Мы не готовы к тому, чтобы сейчас разгонять Верховный Совет». Встретил Коржакова на лестнице и спросил: «Саш, а ты как относишься к этому указу?» Говорит: «Указ правильный, надо давить, и со мной не надо на эту тему разговаривать». После этого мы с ним вообще не общались до 1995 года, когда появилась очень подлая сфабрикованная статья в «Российской газете». Там не называли мою фамилию, но намекали, что я «криминальная крыша» у каких-то бизнесменов. Я понял, откуда ветер дует. Звоню Коржакову: «Что ты глупостью занимаешься?» Подлый парень, не хочу о нем даже говорить...
Когда Борис Николаевич решил по указу собрать узкий круг, я позвонил Черномырдину, Ерину, Козыреву, Галушко и всем сказал: «Слушайте, надо остановить это безумие, решить все мирно». И со мной все согласились, за исключением Козырева. Борис Николаевич спросил на совещании: «Кто хочет высказаться?» Все молчат, я пытаюсь сказать, но он так зло правой рукой ударил в мою сторону: «Мне ваше мнение известно, помолчите». И все начали его поддерживать. Единственное, что решили: изменить дату роспуска ВС — не 19-го, а 21-го, потому что 19 августа и 19 сентября ассоциируются нехорошо.
— Я не против этого выступал. Тактически все должно быть подготовлено. Можете себе представить: выходит указ с явным нарушением Конституции, и мы точно знаем, что сидят наготове и Верховный Совет, и Конституционный суд, потому что им обо всем сообщили. Значит, все силы с той стороны в курсе дела. А мы не знаем, как к этому отнесется армия. Не знаем, как к этому отнесутся губернаторы. Но какую-то предварительную работу надо было делать. Ведь дело дошло до того, что у нас Кремль некому было охранять! Осталось 100 человек, а от нас требовали помощи и министерства, потому что там Руцкой своих рассадил с оружием в руках. И самое главное — сам Руцкой, который готов в любой момент принять должность президента и издавать указы. Ситуация складывалась трудно, каждый день собирались в правительстве. Черномырдин или Сосковец вели оперативку. Меры были, конечно, отвратительные. То, что отключили канализацию, отключили свет, телефоны, отключили все, выживая противников из Белого дома.
— Нет. Это здание федеральное. Была проблема и с РПЦ, наши священники в основном все стояли на их стороне. Они были в Белом доме, видели, что там происходило. И, видимо, так настроили патриарха, что он прилетел из поездки по США очень встревоженный и возмущенный. Я понял, что надо его разубеждать. Позвонил митрополиту Кириллу, мы тогда в хороших отношениях были с ним, и сказал, что нам надо договариваться с теми, кто в Белом доме остался. И я предложил ему организовать встречу патриарха и президента, решить, как под эгидой патриарха провести переговоры. Борису Николаевичу обозначил время встречи с Алексием II. В четыре часа Его Святейшество в сопровождении митрополита Кирилла приехал в Кремль. Мы вчетвером сели в Екатерининской комнате. Борис Николаевич рассказал все откровенно, почему он пошел на этот шаг, как складывалась ситуация. Патриарх все понял. Сказал: «Нам надо уходить от гражданской войны, я готов возглавить переговоры. Кто будет от вас?» Ельцин тут же назвал состав делегации: Филатов, Сосковец и Лужков. Стали договариваться, кто будет от них. Звонит Черномырдин: «У меня здесь Абдулатипов и Соколов, два председателя палат, поговори с ними, может быть, они согласятся». У нас было одно требование: сдать оружие. Мы всех освободим. Но с оружием не можем освободить, потому что начинались уже вылазки всевозможные. Потом начали сигналы приходить, что на рынке продают оружие.
— Да, был. Там же в два часа ночи мы подписали в гостинице «Мир» первый протокол. И утром в 10 часов решили продолжить переговоры в Свято-Даниловом монастыре. Приехали, а никого нет с той стороны. Потом появляется первый зампред Верховного Совета Юрий Воронин: «Я уполномочен Верховным Советом. Никаких протоколов мы не признаем». Хотя перед этим их представители все согласовали с Хасбулатовым, с Руцким. В конце концов нам удалось договориться о том, что завтра наши эмвэдэшники и их люди пересчитают все оружие, опломбируют его печатями. Мы им включили все коммуникации. Они продолжали тянуть время, чтобы возбужденная толпа созрела для беспорядков.
От таких «переговоров» у патриарха стало плохо с сердцем. Начался мятеж, и его подавление шло два дня с использованием войск и техники. То, чего боялись в 91-м, произошло в 93-м. Мы поехали с Лужковым на Шаболовку объяснить по московскому каналу ТВ людям обстановку. «Останкино» уже отключили. После эфира приехал в Кремль, обстановка там напоминала военное время. Территория тускло освещена. Посреди Ивановской площади стоит вертолет, на котором прилетел Борис Николаевич. Армии еще не было. Мы вообще не ожидали ничего подобного, поэтому армия не была готова. Почти 5 часов искали Павла Грачева по всем видам связи. Потом армия начала подходить где-то в полдевятого вечера, бронетранспортеры, танки. И часть их пошла к «Останкино», потому что там настоящий бой к тому времени шел. Там генерал Макашов организовал бойню — будь здоров...
Надо было освободить все министерства от вооруженных людей Руцкого, а самое главное — надо было что- то делать с Белым домом. И вот в 2 часа ночи собрался Совет безопасности в кабинете у Грачева. Войска заняли все перекрестки. Я даже не мог пройти в Министерство обороны. Документ свой показываю — не пропускают, позвонили Грачеву, потом какой-то полковник вышел и провел меня туда. И так каждого члена Совета безопасности. Ровно в 2 часа в кабинет Грачева вошел Борис Николаевич. Там и было принято решение атаковать Белый дом рано утром, с тем чтобы оттуда их выбить всех.
