отказаться от своих планов либо скорректировать их. Для того чтобы добиться реализации своей позитивной программы, движению нужен уже не протест, а нечто большее. Один из наиболее популярных идеологов движения – Уолден Белло – писал, что события в Сиэтле и в Праге спровоцировали «кризис легитимности» институтов мирового господствующего класса.[399] После массовых выступлений в Сиэтле, Праге и Квебеке, по мнению Белло, международные финансовые институты столкнулись с открытым проявлением массового недовольства, которое усугублялось нарастающими трудностями в мировой экономике. Мало того, что низы не признавали более авторитет международных неолиберальных институтов, но и верхи начали сомневаться в их эффективности. «Азиатский кризис 1997—1998 годов был Сталинградом МВФ».[400] Согласно Белло, отныне должна была радикально измениться вся тактика левых. В 1991—1997 годах казалось, что сделать ничего нельзя, и, в конечном счете, сопротивление системе сводилось Е к попыткам ограничить худшие эксцессы неолиберализма, поискам компромисса с элитами, лоббированию международных организаций в надежде, что в соответствующих межгосударственных соглашениях будут введены параграфы, призывающие к социальной ответственности. После 1998—99 годов сложилось новое соотношение сил. Надо переходить к наступательной тактике, добиваясь структурных реформ и, в конечном счете, изменения системы в целом. Применять прежнюю тактику Ь означает то же, что «придерживаться оборонительной стратегии, типичной для периода до Сталинградской битвы, уже после победы в Сталинграде».[401]
Белло призывал отказаться от внесения различных «социальных» и «экологических» разделов в соглашения, готовящиеся в рамках ВТО, планируемой Американской зоны свободной торговли иди под эгидой МВФ. Эти разделы не только не будут выполнены, но и послужат легитимизации соответствующих соглашений, основанных на неолиберальной;,экономической философии. Необходимо, по мнению Белло, полностью блокировать подготовку подобных соглашений и добиваться нового экономического порядка, основанного на децентрализации, контроле снизу и приоритете местных рынков, обеспечивающих занятость и производящих продукцию для местного населения.
Надо отметить, что позиция Белло вызвала острую критику со стороны части профсоюзных лидеров и представителей «традиционной левой» старшего поколения. Белло даже обвиняли в нежелании использовать международные соглашения для того, чтобы ограничить эксплуатацию рабочих в «третьем мире».[402] Обвинения совершенно необоснованные, но свидетельствующие о том, насколько острой и болезненной оказалась дискуссия.
Общий процесс радикализации не мог не затронуть и профсоюзное движение, особенно после событий в Квебеке, где профсоюзная демонстрация разделилась на меньшинство, сомкнувшееся с молодежью, которая штурмовала «стену позора», возведенную полицией, и большинство, последовавшее за своими лидерами в противоположную сторону. Волна критики, обрушившаяся на профсоюзных лидеров, «предавших» молодежь, привела к серьезному сдвигу в общественном мнении внутри профсоюзов. После Квебека профсоюзные верхи вынуждены были не только продемонстрировать солидарность с целями радикальной молодежи, но и поддержать ее методы, во всяком случае – той ее части, которая избегала применения насилия. Еще больше ситуация обострилась после убийства Карло Джулиани.
После событий в Гетеборге и в Генуе для значительной части активистов движения стало очевидно, что господство финансовой олигархии и транснациональных корпораций сохраняется и его не поколебать демонстрациями. В то же время антикорпоративные лозунги, типичные для Сиэтла, все больше уступали место антикапиталистическим. В Генуе участники демонстраций заявляли: «Капитализм невозможно сделать более гуманным, его нужно свергнуть». Соответственно, движение радикализировалось, провозгласив, что «вновь наступили времена революций».[403] Участники выступлений говорили о том, чтобы сменить господство Централизованной корпоративной элиты экономикой демократического участия. Но сделать это невозможно, не включаясь в полномасштабную политическую борьбу. Хотя действующие политические партии казались молодым радикалам коррумпированными, выборы – циничным соревнованием денежных мешков, это не снимало вопроса об участии в политической борьбе. Становилось ясно, что левым неизбежно придется заново создавать политические организации и вступать в избирательное соревнование с денежными мешками. Насколько новые организации окажутся лучше прежних? Это зависит от того, насколько левые XXI века смогут извлечь уроки из неудач своих предшественников.
Местом, где новое левое движение могло организовать свои дискуссии и выработать позитивные предложения, стали социальные форумы. Первоначально подобные форумы проводились параллельно с выступлениями протеста, являясь своего рода «контрсаммитами», альтернативными дискуссионными площадками, противостоявшими встречам представителей элит. В 2001 году впервые решили, что Всемирному экономическому форуму в Давосе надо Противопоставить Всемирный социальный форум (ВСФ). Давос исторически стал местом, где вырабатывалась неолиберальная стратегия (именно отсюда началась пресловутая «консервативная революция», точнее – контрреволюция). Социальный форум в Порту-Алегри должен был символизировать решимость масс противостоять мировому порядку, установленному банкирами и коррумпированными политиками.
Первый форум собрал, 10 тысяч участников. Его делегатами стали представители профсоюзов, новых социальных движений, политических партий и неправительственных организаций. По словам одного из организаторов форума, мэра Порту-Алегри Тасса Генро, задача состояла в том, чтобы «соединить движения протеста и институциональную политику».[404] Выбор бразильского Порту-Алегри в качестве места проведения форума был не случаен. Здесь много лет у власти находится радикальное крыло Партии трудящихся, гордившееся своими экспериментами в области «демократии участия». Наряду с выступлениями «официальных» делегаций в ходе форума было организовано множество семинаров и дискуссий для приезжих и местных активистов. Обсуждались проблемы долга, налогообложения и международной торговли. При этом обнаружилось, что многие представители стран «третьего мира», включая Партию трудящихся Бразилии, выступают не за полное списывание долгов, а за изменение правил международного кредита. Особое внимание уделялось «налогу Тобина», уже введенному в Канаде. Это налог на международные финансовые спекуляции, достигающие сотен миллиардов долларов ежедневно. «Налог Тобина» в масштабе 0,1% от суммы перемещаемого капитала в случае применения в большинстве стран мог бы дать доход до 150—300 миллиардов долларов в год, которые должны были бы аккумулироваться и направляться на проекты развития в бедных странах. По существу, «налог Тобина» представляет собой первую попытку перенести регулирование и налоговое перераспределение на глобальный уровень и тем самым преодолеть разрыв между традиционными кейнсианскими рецептами, применявшимися национальным государством, и новыми масштабами глобального рынка.
Форум в Порту-Алегри сопровождался многотысячными демонстрациями под лозунгами «Наш мир не продается!» и «Мы можем построить новый мир!». Общая формула ВСФ звучала довольно расплывчато: «Другой мир возможен!». Русское ухо это словосочетание воспринимает с трудом, поскольку сразу возникают ассоциации с потусторонним миром.
Неудивительно, что организаторы форума в Порту-Алегри выслушали резкую критику со стороны более радикальных групп. Если реформистское крыло движения говорило о преобразовании глобальных институтов через парламентскую борьбу, то более левые течения обвиняли их в «недооценке массовой борьбы».[405]
Критики форума поднимали и другой вопрос, быть может, более болезненный. В Хартии принципов ВСФ было торжественно провозглашено, что форум «открыт для плюрализма и разнообразия», но «представители ни партий, ни военных организаций не должны участвовать в форуме». Зато правительственным чиновникам это разрешалось «в личном качестве». [406] Легко догадаться, что соответствующий раздел Хартии не только дискриминировал политических активистов, предоставляя преимущества чиновникам, но и заведомо был невыполним. Позднее аналогичный вопрос вызывал острые дебаты на Европейском Социальном форуме. На практике партии играли значительную роль в формировании повестки дня ВСФ, особенно бразильская ПТ, заключившая негласный блок с французскими социалистами (разумеется, представлявшими левое крыло партии). «Антипартийный» раздел Хартии ВСФ в действительности был направлен против более мелких марксистских организаций, не имевших опыта политических комбинаций и интриг, а потому выступавших
