— Да, знаю, — ответила она. — Но такова жизнь.
— Но от собственного сына ждешь других слов!
— Ваш сын, мистер Арнесс, — хороший человек.
— Посмотрим, — ответил он и повернулся ко мне. — Я не прошу одолжения. Я говорю о деле. Я хочу сделать с тобой бизнес.
Неожиданно он перевел взгляд на яйца.
— Остыли! — сказал он.
— Хм! — промычала Гвен и взглянула на меня. Никто из нас не нашелся что сказать, но отец выручил.
— Все нормально, — сказал он. — Никакого вреда. Не хочу причинять беспокойства. Дорогая мисс, дайте вашу руку. Кладем в ладонь яйцо, шевелим пальчиками, и яйцо нагревается.
Увлеченный подогревом завтрака, он забыл про деньги.
— Очень вкусно! — промямлил он. — Яйца всмятку! — промямлил еще раз, будто ел их в первый раз в жизни. — Очень вкусно!
Затем моя персона снова попала в поле его зрения.
— За всю свою жизнь я ни у кого ничего не просил. Только бизнес! — Затем он снова отвлекся. — Очень вкусно!
А я стоял рядом и дрожал. Мне было стыдно. Этот старый мерзавец все еще мог помыкать мной. Я не поднимал глаз на Гвен. Наверно, она почувствовала, каково мое смущение, — подошла и продела руку мне под локоть. А он приступил к кофе.
— Без сливок, — заявил он. — Я люблю кофе с горькими сливками.
— Он не любит сливок, — сказал я Гвен. — Подогрей чашку, и все.
— У нас нет молока, — сказала она.
— А это что? — спросил он, поднимая молочницу и заглядывая подозрительно внутрь. Нюхнув, он переспросил: — Это что?
— Концентрированное, — сказала Гвен.
— Забери! — повелел он, протягивая молочницу Гвен. — Здесь — никаких консервов!
Он внимательно посмотрел на меня. Его взгляд смягчился.
— Я пью кофе без молока. Он прав. Не хочу причинять беспокойства.
Он улыбнулся мне.
— Эвангеле! — сказал он. — Подойди ко мне.
Я с опаской подошел.
— Взгляните, — сказал он Гвен, — он знает, что сейчас последует, и дрожит! Мой единственный сын! Стоит только обмолвиться о деньгах — даже собственный сын!
Он наклонил мне голову и чмокнул в щеку.
— Не бойся, — сказал он. — Деньги — это еще не все!
Затем он гадко рассмеялся.
— Деньги — это еще не все!
Я тоже засмеялся, но готов был треснуть ему меж глаз!
— Пе-пе-пе! — презрительно передразнил меня отец. — Это вообще хорошо, что я не хочу занять денег у своего старшего сына, а, юная леди?
Я почувствовал, что чаша терпения вот-вот переполнится. И снова сдержался. Бесконечно не может это продолжаться!
— Взгляните! — сказал он Гвен. — Как он боится! Он думал, что я — труп, он думал, что от меня больше не будет беспокойства, а-а? Тс-тс-тс!!!
— Па! — сказал я. — Я очень рад, что тебе лучше.
— А о другом говорить не будем?
Я промолчал.
— О’кей. Я не хочу занимать у тебя денег. Забудь. Я не хочу твоих денег.
— Па, у меня нет денег. Только недвижимость. И совсем немного.
— Ты прав. Вот именно, немного. Чуть больше, чем немного. И деньги у тебя есть.
— Да нет же, нет!
— Вы когда-нибудь видели нечто подобное, мисс? Лжет отцу в лицо!
— Мне кажется, он просто не знает точно… — сказала Гвен.
— Он — мой сын и знает точно. Он просто боится, дерьмо!
Я не выдержал.
— И чего же я боюсь? — спросил я.
— Что я возьму твои деньги!
— А с чего мне бояться? Ты не можешь их взять, потому что их нет. Но даже если бы они и были, я бы тебе их не дал!
— Деньги есть, и я могу их взять!
— Нет, не можешь. Ты не в Турции, папа!
— Могу. Но не хочу.
— Да хочешь, па, хочешь!
— Хочу заключить сделку, — сказал он. — Шесть процентов годовых, но ты думаешь, что я кончен. Ты смеешься! — добавил он, размахивая руками. — Мой сын и шлюха-сестра — одно и то же! Вы все хотите положить меня в гроб!
— Ты не прав, па!
— Ты думаешь, я рехнулся?! Думаешь, мозги не работают, да?!
— Па! Я так не думаю!
— Тогда почему не даешь мне денег? Твой папа просит! Почему я должен столько раз просить тебя об этом при незнакомой леди? Эвангеле, это мой последний шанс. Все смеются и говорят, что я кончен. Мозги высохли. Ты хочешь, чтобы я так и умер?
— С твоими мозгами еще можно наворотить кучу дел, па!
— Если у тебя нет денег — у тебя нет мозгов. Поэтому люди смеются надо мной. Я знаю рынок, я знаю товар…
— Дело вовсе не в этом, па.
— Дело именно в этом! Для тебя деньги значат больше, чем кровь!
— Ну в этом отношении я как две капли похож на своего отца! — сказал я.
…Слово — пугливая птичка — чирикнуло и улетело. А я даже не понял, ЧТО сказал! Гвен пронзительно взглянула на меня. Но старик продолжал бубнить свое, будто знал, что антагонизм присутствовал всегда и он не ожидал ничего иного, лучшего или худшего.
— Слушайте, слушайте, — сказал он Гвен, — что говорит мой старший сын. За эти слова его надо бить палкой.
— Па, извини. Я люблю тебя.
— Тогда почему не хочешь дать денег для нового дела?
— Па, денег нет. Есть немного недвижимости. У меня и Флоренс. Да и начать сегодня бизнес — не шутка!
— Я не начну по-крупному. Я куплю товаров в Персии на двадцать-тридцать тысяч долларов. Как сейчас, кстати, называют Персию?
— Иран.
— Да, Иран. И еще, может, я куплю в Истанбуле, может, и здесь, в Нью-Йорке. Обзаведусь маленькой стойкой, много мне ведь не надо…
Я не знал, что сказать.
— Эвангеле! — Голос отца задрожал от волнения.
Он делал то, чего никогда не хотел, он упрашивал меня!
— Это мой последний шанс, Эвангеле. Ты говоришь мне «нет», и я кончен, и они смеются. И правильно — безмозглый дурак! Я — ходячая реликвия! И у тебя же есть деньги, Эвангеле…
Убедить его в обратном не было никакой возможности. Он думал обо мне так, как думали все, —
