Я отпустил ее руки. Затем снова взял их.
— Конкретно сейчас я ничего не хочу делать.
— Не скажу, что я в восторге от твоего желания.
— Я не хочу выполнять работу, которую я презираю. Не хочу лгать людям, побеждать их, быть лучше их…
Я вдохнул воздуха. Флоренс испуганно застыла рядом.
— Перед тем как умереть, я хочу сделать одну маленькую штуку, одну маленькую штуку, о которой я всегда мечтал, — я хочу пожить для себя… Ты можешь это понять?
— Конечно, Эв…
— Вот чего я хочу.
— Конечно.
— Я презираю ту нашу с тобой жизнь, Флоренс. Извини, но я презираю и тебя, и себя. Я собираюсь жить так, чтобы я уважал себя…
— Ага! И спать с этой бродяжкой!
— Не называй ее бродяжкой, — сказал я спокойно.
— Почему я не имею права называть вещи своими именами?
— Она — такой же человек, как и ты, и она — бродяжка в гораздо меньшей степени, чем большинство наших друзей…
— Она — вонючая бродяжка!
— Откуда ты знаешь?
— Потому что так говорит моя интуиция. Я их отличаю с первого взгляда, поэтому не говори мне о новых, громадных шагах к свободе. Я знаю, что они значат!
— Что ты знаешь о ней?
— Все!
— Ты ничего не знаешь.
— У меня есть на нее досье. Я выяснила, с кем она спала и сколько раз, и сколько ей платили. Ты слышал? Платили! Платили!
— Ну и что?
— Платили!
— Она мне нравится больше, чем ты.
— Эванс!
— В ней больше человеческого, чем в тебе, и я ей больше доверяю. Она никогда не стала бы злоумышлять за спиной мужа!
— Это не я…
— Она никогда бы не додумалась отправить меня в психушку!
— Я не соглашалась…
— Неужели ты думаешь, что я не понимаю, что здесь происходит? В кармане юриста лежит бумага, по которой меня могут сунуть в психушку. Одна подпись, и…
— Я отказалась подписать ее…
— Я сказал, подпись этого борова! — Я уже орал благим матом. — Доктора Лейбмана! А правда в том, что ты в эту минуту прикидываешь, а стоит ли тебе ее подписывать!
Она завопила:
— Доктор Лейбман! Доктор Лейбман!
Я слишком сильно тряс ее руки.
Лейбман прыгнул не менее чем на три метра, потому что через долю секунды после вскрика Флоренс он уже был в комнате.
Я не знал, куда идти, но ушел.
Двери лифта разъехались перед моим носом, и мимо меня промчался злой как черт Артур Хьюгтон. От обуревавшего его негодования меня он не заметил. Он спешил в номер Флоренс. Его состояние могли излечить только самые сильные санитары.
Глава двадцать третья
Внизу я столкнулся с боссом. Мистер Финнеган часто обедал в «Готхэме». Позже я узнал, что он заказал и оплатил Флоренс все счета отеля.
Мы ждали его «ройс». Движение на улице было плотным, его машина опаздывала, и Финнеган, зная это, позволял себе быть несдержанным. Вскоре весь отель услышал о его неудовольствии.
Я заметил свое отображение на стекле двери и, к своему удивлению, понял, что я просто ем глазами своего шефа. В душе у меня были другие чувства. Еще раз взглянув на свое улыбающееся отражение, я задал себе вопрос — и это я?
Затем я понял очень четко, очень ясно, какое чувство владело мной все эти дни. Проще говоря, я был двумя людьми. Один — это Эдди, он сейчас так подобострастно глядит в рот мистеру Финнегану, это его так хочет вернуть в лоно калифорнийского дома Флоренс, Эдди, который предсказуем, прячет свою злобу и враждебность за улыбкой и тушит слюнявыми пальцами разгорающийся огонь свечи презрения, до того как он опалит душу.
А второй — полная первому противоположность. Пока у него нет ни имени, ни лица. Но так же верно то, что он набирает силу с издыханием Эдди. Эти двое сцеплены в смертельной схватке, и второй медленно побеждает первого. Придет время, и Эдди умрет, а второй займет его место. Им я и стану.
Как только окончательная смерть будет иметь место, право выбора перейдет к новому исполняющему обязанности. Человеку, не только в бизнесе, будет дано право обанкротиться, заплатить долги, возможно, с процентами, а утром начать все сначала. Этот возрожденный не будет нести на себе бремя обязанностей, расплаты за ошибки и действия бывшего Эдди.
Для меня Эдди стал посторонним. И за ним можно было смотреть со стороны. Что я и стал делать.
Финнеган решил дать мне совет:
— Ну что, Эдди, закончил?
— Что закончил? — спросил Эдди.
— С Флоренс, идиот. Ты слушаешь?
— Конечно, — ответил улыбчивый Эдди.
— Не знаю, не знаю… — Финнеган критически поглядел на Эдди. — Ты понемногу съезжаешь: что с тобой происходит?
Не дожидаясь ответа, он подошел к швейцару и сунул ему доллар.
— Вызови такси, — приказал он ему, затем обратился ко мне: — Без шуток, мальчик, сколько это еще будет длиться? Я имею в виду, что все это накладно.
— Накладно? — спросил Эдди, улыбаясь.
— Да. Ты думаешь, у тебя много денег?
Опять он не стал ждать ответа, повернулся и посмотрел на проезжую часть улицы. На пересечении 5 -й и 55-й — пробка.
— Сучий сын, мэр, наверно, веселится у себя в резиденции на Ни-Айленде, — громыхнул он для удовольствия стоящих рядом. — Каждый раз, когда возникает проблема с уличным движением, он увольняет одного регулировщика, затем — другого, и сей акт доставляет ему такое чувство удовлетворения от выполненной работы, что он пакует чемоданы и укатывает на месяц в отпуск. Сволочь!
Люди, стоящие вокруг, рассмеялись.
Эдди присоединился.
— Что же поделать с городом? — спросил Эдди.
— Оставим его, — ответил Финнеген. — Франк Ллойд был прав. Взорви его и отстрой заново.
Эдди хихикнул.
