Глава двадцать пятая
«Странная какая-то больница! — подумал я. — Решетки на окнах!..»
В комнате лежал еще один больной — мужчина лет шестидесяти. Его тонкие ноги высушенными ветками свешивались с кровати. Он усмехался.
— Где я? — спросил я.
— В психиатрической лечебнице «Гринмидоу».
— А как я сюда попал?
— Ваши близкие подписали петицию, и по ней вас направили. У вас есть жена?
— Да. А почему вы улыбаетесь?
— Я очень долго ждал, когда вы очнетесь.
— Зачем?
— Хотел посмотреть, как вы воспримете известие! О спецбольнице.
У него была лукавая физиономия, живая и умная. Мысли его порхали без остановки.
— Меня зовут Тейтельбаум, — сказал он неожиданно, — Арнольд Тейтельбаум. Желаю вам дожить до ста лет.
Я расхохотался. Грудь сразу же пронзила боль. Вторая пуля Чарльза прошла мимо головы и попала в мускулы плеча на левой стороне. Бедняга так и не пришлепнул меня! Затем я вспомнил первый выстрел и быстро ощупал себя.
Жив, жив, подумал я облегченно.
— Где, вы говорите, я нахожусь? — спросил я.
— В психиатрической лечебнице «Гринмидоу».
Итак, Флоренс все-таки подписала бумагу.
— А за что меня отправили сюда?
— О, это уже ваша тайна и ваша проблема.
— Какая еще проблема?
— Как выйти отсюда.
— А может, я и не захочу.
— Через несколько дней захотите. Еще как захотите! А я, вам на заметку, почти что юрист. Я вам кое-что скажу, чего они не скажут.
— Интересно, что же?
— Вы уже лишены кое-каких основных прав гражданина.
— Да?
— Попробуйте позвонить.
Я молчал. Он утомил меня. Его желание выговориться действовало на нервы. Но он не отставал.
— И что же вы намерены делать?
— Когда?
— Сейчас.
— Наслаждаться молчанием.
— Я смогу вам помочь.
— Мистер Тейтельбаум, — отрезал я, — у меня свои проблемы.
— Разумеется! — воскликнул он. — Иначе вас бы здесь не было.
— Я должен поразмыслить над случившимся.
— Размышляйте. У вас это хорошо получается.
— И, чтобы думать, мне нужна тишина!
— Лучше меня никто не знает цену концентрации мысли!
— Поясню. Не могли бы вы…
— Хорошо. Но мне трудно молчать, так как мы только познакомились, а я по понятным причинам любопытен.
Я попробовал перевернуться на живот.
— Не удастся, мой друг. Да это и не нужно. Не волнуйтесь. У меня бывают периоды, когда я молчу. И вам даже захочется иногда, чтобы я открыл рот.
— Сомневаюсь.
— Увидим. А теперь попробуйте закрыть глаза и расслабиться. Скоро вам потребуются силы.
Я хмыкнул.
— И вот тогда я смогу помочь вам. Организую много, много…
— Пожалуйста, организуйте тишину в палате! Немедленно!
— Не считайте меня кретином или психом! — торжественно произнес Тейтельбаум, выказав достоинство, неожиданное для меня. — Я ни тот и ни другой. Было время, я владел сетью магазинов в Коннектикуте. И дела шли неплохо. Зря, конечно, открыл вам свое имя, но дело сделано. Моя ошибка была в том, что я решил уйти на отдых. Думал, жизнь будет прекрасней без работы. И сделал непростительную глупость. Но это ни в коей мере не означает, что вам будет дозволено делать из меня посмешище. Более того! Скажу, что я почетный член юридических коллегий в двух штатах. Я профессионал суда. И я исправлю ошибки, допущенные по отношению ко мне этими самыми недоброжелателями; я их съем, я ничего не забыл, кровь будет течь по улицам Бриджпорта, справедливость восторжествует! Будет пущена кровь! — Он гремел на всю палату. — Вопли врагов будут слышны в каждом уголке!
В комнату забежал некто в белом халате. Арнольд Тейтельбаум, сидя в пижаме на кровати, напыщенно, как комический король Лир, запыхтел. Он взглянул на санитара с царственным презрением, откинулся на кровать и прикрыл глаза рукой.
Санитар подчеркнуто игнорировал его.
— Как вы? — обратился некто ко мне.
— Не знаю, — ответил я. — Когда придет врач, чтобы рассказать мне, как я себя чувствую?
— Уже скоро. — Санитар прошел к соседу. — Мистер Тейтельбаум! Надо оставить этого джентльмена в покое. Ему нужен отдых.
— Он сам начал разговор, — ответил Тейтельбаум, на секунду подняв руку и тут же положив ее обратно.
— Тогда я не имею права винить вас, — сказал санитар и вышел.
— Это был доктор Ллойд, — сказал Тейтельбаум. — И больше советов от меня не получите. Ни за что! Он — психиатр нашего этажа. А вот теперь страдайте от молчания на здоровье!
Я погрузился в сон и проснулся лишь от прикосновения врача-практиканта, разорвавшего пленку на бандаже. Он остался удовлетворен увиденным, потому что следующее, что я помню, это его удаляющиеся шаги и прикосновения сестры, накладывающей новые бинты. Я просыпался и засыпал целый день. Тейтельбаум отсутствовал, в палате царила тишина. Он пришел к ужину, и я был рад его увидеть. Я сказал, что весь день меня одолевала дрема, а он ответил, что меня накачали лекарствами. Впрочем, об этом я и сам догадался.
На следующий день я чувствовал себя гораздо лучше, и молоденькая сестричка усадила меня в кресло на колесах и отвезла погреться на солнышке. В последующие дни, пока я сидел в кресле на углу большого кирпичного здания, каждый пациент психушки нанес мне визит. Они напоминали мне осторожных собачек, подходивших, обнюхивающих меня и, узнав, что я из себя представляю, отходивших. Они были дружелюбны и одной чертой походили друг на друга. Их всех переполняли тайны, которые они никогда никому не собирались открывать. Но лишь только отходил санитар, в мои уши вливался поток стенаний о преследовании, измене и злодействе. К своему собственному удивлению, я верил всем их сказкам. Больные психбольницы были так убедительны. Эти люди, казалось, не состыковались с обществом и окружающими по вполне резонным причинам.
Ничтоже сумняшеся, я предполагал, что все они обуяны одной мыслью — как выбраться отсюда! Большинство же обитателей были озабочены другим — как подольше продержаться здесь. Некоторым местные условия вообще казались шикарными.
Например, была здесь одна молодая женщина, — ей около двадцати пяти лет, и уже пятеро детей. Ее муж не признавал противозачаточных средств, поэтому прогноз на дальнейшую жизнь можно было
