что ни на есть прекрасном расположении духа.
Настроение компании было превосходным. Все шло как надо. Кейт в мое отсутствие стал душой застолья, наливал всем и наслаждался вниманием двух женщин.
Его жена, открыл я для себя, была и впрямь алкоголичкой. У нее были неимоверно большие груди и, как у многих пьющих женщин, очень тонкие ноги. Совершенно очевидно было то, что она регулярно прикладывалась к рюмке с самого появления в доме. Муж не отставал, но пил в меньших количествах. Я тоже начал пить. Гвен не пила — по крайней мере, сначала.
Об ужине я ничего не помню, кроме одного: Кейт был сверхвнимателен к жене, очень ласков, очень заботлив. Но один раз, думая, что она не видит, он пытался долить ей бокал. Но у него не получилось это изящно (жена заметила), и я начал подозревать, что, несмотря на всю его напускную заботливость, он аккуратно накачивал свою половину, чтобы та не смогла впоследствии помешать им с Гвен, но и не до такой степени, чтобы ее пришлось тащить домой. Если его задумка была такова, то он осуществил ее успешно, потому что уже через час, как последняя грязная тарелка заняла свое место в раковине, миссис Робинсон растянулась на софе и задремала, вполне удовлетворенная своим положением.
Для Кейта, особенно после моей неудачной попытки положить конец их с Гвен шашням по телефону, я, очевидно, был уже не помеха. Чем больше он пил, тем больше он вел себя так, будто меня не было. Вскоре они с Гвен оживленно чирикали, а я молча сидел в углу в качестве слушателя, а не участника.
Сначала разговор шел вокруг жизни Кейта в искусстве, в течение которого Гвен разорвала на части все его успехи и показала их изнанку, причем сделала это очень и очень доказательно. Нужно быть мазохистом, чтобы спокойно слушать все это. Но, видно, Кейту было мало грязи о нем и о его шоу. Она не уставала приводить примеры, подтверждающие ее слова. А я не уставал видеть себя в нем, себя и Гвен три года назад. Так же как и мне, она говорила ему о его слишком ранимой натуре и о слишком выпуклой честности для работы на телевидении, что у него есть скрытые резервы для иного, чем ТВ. Выражение лица Кейта внезапно изменилось, появилась детская непосредственность и желание поверить! Должен признаться, он был симпатичен. Гвен настаивала, что его истинный талант раскроется, когда он перестанет ублажать дельцов с телесети и начнет творить, что ему самому хочется. Все это уже было: я мог восстановить происходящее кадр за кадром, реплика за репликой. И как обворожительно смотрелась Гвен (тогда и сейчас!), когда объясняла ему (как в прошлом мне!), что негоже проституировать на ниве искусства.
Неужели она напоминала, сколько сил отдала мне?
— Не знаю, не знаю, — сказал я неожиданно из-за кадра. — По-моему, Кейту лучше всего там и оставаться, на телевидении.
И моя ремарка прямо-таки оскорбила их!
— Тебе, Кейт, невдомек, куда тебя сталкивают! — сказал я с острой симпатией.
Кейт пропустил замечание мимо ушей. Но Гвен бросила на меня взгляд.
— Наверно, Кейт творчески бесплоден, я имею в виду то, что он действительно хочет написать! — сказал я. — И ты, Гвен, должна знать, что, толкая людей с дороги, надо быть осторожней!
Первый раз Кейт соизволил обратить на меня внимание.
Гвен, очевидно, задумалась над истинной подоплекой моих суждений, я же был в неведении относительно ее намерений.
— Что ты можешь знать о Кейте, Эдди? — спросила она.
— Я уже здорово нализался, Кейт, правда?
— Заткнись, Эдди! — оборвала меня Гвен.
Я налил себе. У меня же есть повод к выпивке, подумал я. И ощутил себя хорошо, вспомнив те дни и расстояние, пройденное мной.
Где-то в середине своего мысленного самовосхваления (тоже новенькое в моей практике) я услышал слова Гвен: «Не обращай внимания на этого мерзавца. Он уже надрался!»
— Верно! — сказал я. — Никакого внимания на этого мерзавца. И я уже надрался. О’кей, не хочу быть третьим лишним. Может, мне прогуляться? Как ваше мнение?
— Действительно, — сказала Гвен. — Вечер прекрасен.
Я одобрительно улыбнулся ей.
— Знаешь, — сказал я, — Кейту так недостает дружеского совета.
— Да. Твоего. Ступай на улицу.
Наверное, большинство людей сказали бы в такой ситуации, что эта сучка совершенно обнаглела и тащит другого в постель в присутствии своего парня! Но я восхищался ею! Как еще заставить меня вернуться?
Они сидели рядом, птенчики, и мило щебетали приглушенными голосами. Но я кожей ощутил ее талант к разрушению. Это слово — «разрушение», такое точное слово, такое необходимое иногда слово! Ведь не кто иной, как я сам, заявил доктору Ллойду, что надо все сжечь дотла, а потом начать с основ.
— Сожги все, Гвен, сожги все дотла, малышка!
— Кажется, ты хотел прогуляться?
— Да, — сказал я, встал и перекрестил бутылку с зеленым змием. — Но сначала я пропущу еще одну рюмочку. Сегодня у меня праздник.
— Это какой же?
— Да всего понамешано. Самого разного.
— Ты пьян, Эдди.
— Точно. И тем счастлив.
— Поделись поводом.
— Она обижена на меня, Кейт, — сказал я доверительно, — потому что я больше не сплю с ней.
— Заткнись, Эдди.
— Тебе, Кейт, налить?
— Нет, спасибо.
— Тебе не довелось бывать в Токио, в 45-м?
— Нет.
— Эдди! — крикнула Гвен.
— Ну что, малышка? Что? Рви по живому!
— Ты пьян, Эдди.
— Факт. Видишь ли, Кейт, приходит время для полного разрушения. Но затем надо начинать с голой земли. Как в Токио. Сам видел. Они, кстати, все отстроили. А тебе это под силу? Я хочу сказать, что…
Я замолк и задумался. Конечно, я уже вдрызг пьян, но это еще ничего не значит.
— Ты не сказал мне дружище, был ли ты в Токио в конце войны? Я был. И в Хиросиме был. Мы совершили там гениальную штуку. Но то, что мы сотворили на том же месте, является проверкой. То же самое? Весь фокус в другом — чтобы создать что-то лучшее! Ты понял, что я хотел сказать?
— Да, — солгал Кейт.
— Скажи мне, что ты понял?
Наступила многозначительная тишина. И тут мы заметили, что миссис Робинсон, лежащая напротив, похрапывает.
Гвен накрыла ее одеялом. Затем выключила лампу прямо над головой жены Кейта, светившую ей в лицо. Теперь комната освещалась только светом из прихожей.
— О! — воскликнул я. — Свет для любовников!
Гвен пересела к Кейту. Она собралась с силами и взглянула на меня. А я — на нее. И улыбнулся ей ласково, потому что она чувствовала, что Кейт еще не созрел для нее. Ей придется применить все, подумал я, чтобы достать его. И она достала, положив свою руку ему на колено.
— Итак, Кейт, что ты будешь делать? — спросил я. Он посмотрел на меня. Он только что пересек черту «Боже, как бы хорошо поваляться с этой девчонкой из бара прямо здесь, на софе!» и вплотную подошел к еще более опасной «Боже, и как я раньше ее не замечал, она же создана для меня!».
— По-моему, тебе лучше отвести миссис Робинсон домой, Кейт.
Для него настало время взять свой шанс. Если силенок хватит. Они взглянули на меня, потом друг на друга.
