протянула мне следующую бумагу.
— В темпе, Сильвия, — сказала Флоренс. — У него осталось мало времени.
Я подписал еще одну облигацию. Сильвия оторвала от своего блокнота листок, на котором написала письмо агенту, и положила передо мной. Я подписал последнюю облигацию. Сильвия что-то считала. Я сложил облигации стопочкой и взял письмо.
— Все про все, — сказала Сильвия, — на ваших счетах остается 8709. К следующему месяцу вы обязаны заплатишь налоги: федеральный и штата, и останется 1509.95. Счет из госпиталя и от доктора Арнстайна, как он сказал, будет на сумму около 3000 — но пока точно не известно. Больше ничего, мистер Андерсон.
— И вот я ничего не должен! — воскликнул я ликующе и подписал чек.
— Да, — сказала Сильвия. — Если у вас нет доходов, про которые я ничего не знаю.
— Про них умолчим.
— Эванс, ничего страшного пока не произошло. Кажется, конечно, ужасным, но ты 16 лет работаешь в Калифорнии, а сейчас имеешь меньше, чем по приезде сюда…
— Не волнуйся, Флоренс.
— Не могу не…
— Я чувствую себя отлично!
— Не рассказывай сказок, я же вижу!
— Ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь. Пожалуйста, не перебивай меня! Прикинь сам. У нас есть этот дом, за него выплачено две трети, а это — приличная сумма. Есть еще домишко в Индио, лучшего вложения капитала и не придумать. Если что случится, я могу жить там всю оставшуюся жизнь. Ты можешь сказать мне как- нибудь — продавай, — и я продам все, мы переедем туда и будем жить на проценты с моего капитала. Ведь он-то остался в целости и сохранности. Подумай об этом. Он не уменьшился ни на цент — его реальная стоимость такая же, как и в тот день, когда отец оставил его мне. Даже несмотря на некоторую утрату покупательной способности доллара. Мы всегда можем вдвоем поселиться в Индио и экономить на всем, будем читать, думать и наслаждаться тамошним солнцем…
Описание походило на Крепость № 2.
Я встал.
— Пора укладываться, — сказал я.
— Тогда беги, — сказала Флоренс и неожиданно обратилась к Сильвии: — Вы уверены, что ничего не забыли?
— Да, миссис Андерсон.
Флоренс повернулась ко мне.
— Дорогой, спасибо тебе. Спасибо. Я так волновалась по этому поводу. Но после твоих… Сильвия, принесите, пожалуйста, стакан воды.
— Хорошо, миссис Андерсон.
Сильвия ушла.
— Не хочу при ней… Но ты не можешь осуждать меня за эти хлопоты. После того, как ты сказал, что уходишь с работы. Но сейчас, когда столько всего завязано, может, это заставит тебя задуматься… Твое решение стоит очень дорого, слишком дорого. Не так ли? Но, знаешь, за тебя особо я и никогда не переживала, потому что ты — энергичен и напорист, долго бездельничать не можешь. Это не в твоем характере. Я знаю, что вскоре ты снова станешь самим собой, еще более удачливым и процветающим.
— Мне пора… — сказал я.
— Ты не возражаешь, если я поднимусь с тобой и поговорю на ходу?
— Флоренс, у меня осталось несколько минут.
— Хорошо. К тому же через пару дней ты вернешься. По-моему, с твоим отцом ничего страшного.
— С чего ты это взяла?
— Дорогой, он должен быть в порядке, и все!
Она подбежала ко мне и поцеловала.
— Спасибо, Эванс, за то, что все так быстро устроилось. Я чувствую себя гораздо увереннее. Гораздо. Я, конечно, перестаралась насчет денег. Развела шум, но деньги, согласись, это не только деньги, это — свобода. Без них мы вынуждены заниматься чем не хочется. Этане, ты слушаешь?
— Я должен собираться, — сказал я, поднимаясь по ступеням.
Пришла Сильвия и принесла стакан воды.
— Мистер Андерсон, — позвала она.
— Вспомнили что-нибудь? Быстро проверьте!
Сильвия улыбнулась.
— Нет, нет. Я хотела отдать вам телефонограммы из офиса.
Она подошла к папке и достала желтый лист бумаги.
— И еще, Эванс, — сказала Флоренс. — Думаю, надо бы тебе позвонить мистеру Финнегану.
Я шел по лестнице. Ее слова остановили меня.
— И сказать ему…
Я почувствовал, что сейчас взорвусь.
— …Спасибо. За поддержку. И что уезжаешь в Нью-Йорк, причину отъезда и что ты вернешься на работу через несколько дней.
— Прошу ему не звонить, — бросил я.
— Ну, хорошо, дорогой. — Флоренс решила поупрямиться. — Я только.
— Не надо! — резко оборвал я и одним броском перескочил оставшиеся ступени.
Наверху я сбросил с себя одежду и обшарил карманы. 33 доллара. Я вспомнил о «пожарных» пяти сотнях в сейфе. Достал их. 10 пятидесятидолларовых банкнот. Отлично. За билет уйдет около двух сотен — останется больше трех Предположим, что… что, черт возьми, предположим? Господи, как быстро течет время! Я сломан. Нет, пока нет. Я не сломан. На секунду я застыл на кровати. Прочел записки из офиса, переданные Сильвией. Одна была от Майка Уайнера: «Позвонить, срочное дело», — гласила она. Я позвонил, может, удастся достать денег. Может, журналу что-нибудь нужно в Нью-Йорке, тогда они заплатят за билет. Ну а если мне не хочется, тогда придется платить свои кровные.
Чутье снова не подвело меня. Журнал жаждал получить от меня статейку — вообще-то, две, но одну из Нью-Йорка, какой-то начинающий политик, пуэрториканец по имени Рохас. Майк сказал, что тип очень интересен. А я его не слушал, мне почему-то было наплевать, в каких красках они хотят его изобразить.
— О’кей! — сказал я Майку. — Беру вашего Рохаса!
В Нью-Йорк я полечу на свои, а потом предъявлю им счет за билет прямо оттуда.
— Пожалуйста, закажи мне комнату, как и в прошлый раз, в «Алгонкине».
Они заплатят еще и за гостиницу, подумал я и повесил трубку. Я посмотрел на часы, оделся, уложил чемодан и выпил двойной коньяк.
Глава десятая
У меня с коньяком сложности. Я от него трезвею. Поэтому стараюсь коньяк не пить.
Но в то самое утро мне, как никогда, было необходимо выпить. Собирая вещи, я испытывал не поддающееся разумению чувство, что в последний момент что-то случится и мой отъезд будет отложен.
А Флоренс, у которой спал такой груз с плеч (помимо разговора с Эллен) и которая буквально обомлела, видя, с какой скоростью я подписал чеки, и была приятно удивлена почтительностью, оказанной мной листу номер три, вызвалась сама отвезти нас в аэропорт. Я настоял на такси, так как слишком хорошо знал, что, доверься женщине, и произойдет сбой, и никуда я не улечу.
Абсурд? Конечно. У трезвого человека такие мысли не появляются. Поэтому, лишь только за мной
