отвечать на мое прямое предложение.
— Ничего не выйдет, милый, — сказала она.
— Почему?
— Не выйдет, и все. Ты должен представить, как это в реальности…
— Представил, и что же?
— Хм, во-первых, нам придется… ему нужно постоянное внимание…
— Я стану сиделкой.
— Хм, это будет… так…
— Как? Как?
— Я ничего не имела в виду, но в доме будет бардак, а я хочу, чтобы у нас с тобой были условия…
— Он — мой отец, — отрезал я.
— Я знаю, милый.
— Ему осталось немного, он умирает.
— Я знаю. Он скоро умрет.
— Я не говорил так. Я не обещаю тебе, что все окончится быстро. Но дом — наш общий дом. Он не только твой, но и мой, поэтому я хочу увезти его туда.
— Он потеряется там…
— Не понял?
— Это — не его дом.
Мы на секунду смолкли.
— По-моему, ты должна спросить себя, — сказал я, — почему мое предложение так бесит тебя?
— Бесит?
— Да. Бесит. Очень! Признайся хотя бы в этом!
— Хорошо. Признаю. Бесит. Потому что я люблю тебя. Потому что, может, мы и не воссоздадим семью заново, но если шанс остался, то в доме вместе с нами твоего отца быть не должно!
— Почему?
— Нам необходимо провести ремонт.
— Почему?
— Срочный капитальный ремонт.
— Почему?
— Потому… потому что… где ты пропадал всю ночь? Где ты шлялся? Всю ночь! — Она полностью потеряла контроль над собой и своим самообладанием и последние слова прохрипела.
— Всю ночь, всю до единой минуты, всю ночь я провел с Гвен!
Не говоря ни слова, она зашагала к дому.
Я остался у океана. Стал бросать камешки в воду, затем в разбитые окна лодочного сарая.
Вернувшись в дом, я увидел, что Флоренс — собранная и успокоенная. Рядом с ней стояли Глория и мама.
— Эванс, — обратилась ко мне Флоренс, — мы обсудили ситуацию, и единственное, что всем нам представляется разумным и возможным, — поместить твоего отца в дом для престарелых, где его окружат заботой. Совершенно очевидно, что маме такая забота об отце не под силу. И еще, как сказал личный доктор мистера Финнегана, он уже не сможет контролировать жизненно важные функции своего тела, и я уверена, что ты не желаешь заставлять маму присутствовать при этом…
— Желаю, — сказал я. — Моя мечта — видеть маму, подтирающую его задницу каждый Божий день. Так сказать, заключительный аккорд их супружества…
— …Поэтому, — проигнорировала она мою язву, — мы решили, что он будет помещен в дом для престарелых.
— Не выйдет, — сказал я.
— Что не выйдет?
— Я не позволю заметать его под коврик!
— Твои доводы?
— Дома для престарелых — это дома для одиноких!
— Необязательно, даже совсем не так, ты ошибаешься…
— А у него есть я!
— Ты ошибаешься, — как попугай повторила Глория.
— И я не собираюсь терпеть, как судьбу моего отца решают две шлюхи, которые…
— Две женщины, милый…
— …которые ненавидят его!
— Хорошо, — сказала Флоренс. — Сын, любящий отца, предпочитает лучше замучить мать, чем самому что-нибудь предпринять.
— Да, именно так это кажется тем, кто его предпочитает замучить. Я в чем-то неправ, Глория? Давай, крошка Глория, высказывайся! Ты ведь страстно желаешь, чтобы старый сукин сын побыстрее сдох! Правильно?
Глории я верю. Она сказала: «Да-аа!!!»
Затем Флоренс взяла весь огонь на себя.
— Независимо от наших желаний, — сказала она, — рано или поздно он умрет. Но я не буду сидеть и ждать, пока он утащит твою мать за собой в могилу. Мы должны заботиться о живых. Более того, я не вполне уверена, что сейчас ты отвечаешь за свои слова и уже совсем — за свои чувства!
— Но в любом случае будет так, как я сказал.
— Не будет, — сказала Флоренс. — В этом случае решающее слово за мамой. Ее желанию ты должен будешь подчиниться. А она согласна с нами.
— Ты согласна с ними, ма?
— Эвангеле, а что же еще остается делать? Ему уже не поможешь. И просить за него я не могу. Ведь ты же видел, какой он. Глория и Флоренс сказали, что эти дома вполне обустроены и комфортабельны.
Вступила Глория:
— У нас есть список…
— И давно он у вас? — спросил я.
Глория отвернулась.
— Мы собираемся просмотреть адреса сейчас, — тихо произнесла она.
Два часа спустя, когда я был в госпитале, позвонила Глория и сообщила, что они нашли место, всем им троим понравившееся. Этот дом одобрил и священник; приеду ли я смотреть? Я ответил, что не приеду.
Трубку взяла Флоренс. По ее словам, это учреждение оказалось на удивление милым и вдобавок неожиданно освободилось одно место, кто-то умер прошлой ночью. Мы должны въехать немедленно, если хотим поместить отца именно туда, так как этот дом очень, очень хорош и таких домов в стране мало, потому что сосед по палате — спокойный, тихий и достойный джентльмен. Она уверена, что они сойдутся характерами.
Я внимательно выслушал.
Она настаивала, чтобы я приехал. Я отказался. Тогда она сказала, что они поедут без меня. А отца заберут завтра утром. И Майкл согласен. До свидания.
Повесив трубку, я увидел старого дядю — Джо Арнесса, олицетворение неверия. Я расхохотался, поглядев на него. Циничней его усмешки нельзя представить. Он давным-давно расстался с иллюзией, что от людей надо ждать чего-то хорошего. Я вернулся в будку и набрал номер Гвен. Я спросил ее, может ли она достать машину. Она ответила, что машина есть у Чарльза, а зачем? Я попросил не задавать вопросов, а перегнать машину на стоянку Стамфордского госпиталя к десяти часам вечера и ждать. Я вышел из телефонной будки, улыбнулся Джо, взял его под руку, и мы пошли в комнату отца.
