«быть воеводам по украинам береженья для». В Вязьме, на литовской границе, был оставлен «в большом полку боярин князь Данила Васильевич». Это понятно: район Вязьмы являлся тем плацдармом, с которого начнется новый смоленский поход. Как всегда, «большой воевода» Щеня оказался на решающем направлении войны.
Но второй смоленский поход начался не сразу. «Того же лета июня в 14 день князь великий Василий Иванович всея Руси и пошел в Боровск своего для дела смоленского, к пришел в Боровск июня в 18 день, а из Боровска пошел к Смоленску сентября в 5 день». Сразу возникает два вопроса: почему Василий III пошел в Боровск, отклонившись к югу от прямой дороги на Смоленск, и почему он простоял там так долго, упуская самые удобные для дохода летние месяцы?
На оба эти вопроса ответ один: реальная опасность вторжения с юга, со стороны крымского хана Менгли-Гирея, который состоял «в единачестве» с королем Сигизмундом. Из Боровска представлялась возможность действовать в любом направлении – и против хана, и против короля. Об этом прямо говорил летописец: в Боровске великий князь «берегся от своих недругов, от короля польского и от царя крымского». Кроме того, на южную границу, для «украинского бережения», пришлось выдвинуть значительные силы. Пять полков были посланы в Тулу, еще пять полков заняли оборонительную линию по реке Угре, «посошные люди» и «дети боярские» из разных городов охраняли броды и «перелазы» через реку Оку. В Москву поступали сведения, что Менгли-Гирей собирается напасть «на великого князя украину, на Тулу, и на слуг его, на князей Василия Шемячича и Василия Стародубского» (то есть на «Северскую землю»), что хан уже послал к русским границам «царевича Мухаммед-Гирея и иных своих детей со всеми своими людьми». В июне крымские татары действительно приходили под Брянск, Путивль, Стародуб. Но сам хан, видимо, узнав, что главные силы русского войска не ушли к Смоленску, а стоят в Боровске, не решился на большой поход. В июле на «крымской украине» продолжались небольшие стычки, а затем крымцы ушли. Только тогда начался второй смоленский поход…
Русские воеводы придерживались тактики, уже проверенной во время прошлого похода. Передовые отряды русского войска стремительно ворвались в Литовскую землю, сожгли смоленские посады и прошли дальше, чтобы не дать возможности королю Сигизмунду прислать подмогу. Король в панике писал: «Московский враг опустошает и разоряет наши владения. Литовцы же, охваченные страхом, располагают для защиты лишь своими силами, так как приглашать на помощь иноземцев уже поздно».
Только получив вести от воевод о том, что они «отняли у смолян посады» и успешно продвигаются в глубь Литвы, двинулся из Боровска сам Василий III и «под Смоленск пришел сентября в 22 день».
Русские воеводы учли уроки прошлой осады и позаботились об усилении артиллерии. По свидетельствам современников, в войске Василия III было две тысячи больших пищалей, «чего никогда еще ни один человек не слыхивал».
Перед русскими пушкарями стояла трудная задача – Смоленск был первоклассной по тем временам крепостью. Король Сигизмунд хвастливо писал: «крепость мощна, благодаря самой реке, болотам, а также благодаря человеческому искусству, благодаря бойницам из дубовых брусьев, уложенных срубом в виде четырехугольников, набитых глиной изнутри и снаружи; окружена она рвом и столь высоким валом, что едва видны верхушки зданий, а самые укрепления не могут быть разбиты ни выстрелами из орудий, ни таранами, да и не подрыться под них, ни разрушить или сжечь при помощи мин, огня или серы».
Но король ошибся: русские ядра все-таки делали в стенах большие проломы, была разбита одна из башен Крыношевская. Но то, что разрушалось пушечным огнем днем, ночью восстанавливалось смолянами. Осада затягивалась. Может быть, и удалось бы в конце концов сломить упорство осажденных, но благоприятное для осады летнее время было упущено из-за крымской опасности. «Приспели осени дни студеные, а корму конского скудно было», – печально писал автор «Повести о Смоленском взятии». А тут еще стали приходить известия, что король Сигизмунд собрал тридцатитысячную армию и готовится идти к Смоленску…
Простояв под городом четыре недели, великий князь Василий III 21 ноября возвратился в Москву. То, что это лишь передышка перед новым походом, понимали и Василий и король Сигизмунд. Не надеясь на собственные силы, Сигизмунд нанял семь тысяч польских «жолнеров», для уплаты которым пришлось вводить дополнительные налоги. В смоленскую крепость был назначен новый воевода Юрий Сологуб. Оживленно велись переговоры с крымским ханом, чтобы согласованно выступить против России.
В феврале 1514 года «князь великий Василий Иванович всея Русии приговорил итти в третии к Смоленску», – свидетельствует разрядная книга. Следующие записи дают возможность понять общий план войны. Русские военачальники учли уроки прошлого года и решили, обезопасив себя с юга выдвижением сильного войска в Тулу, направиться весной прямо на Смоленск, чтобы летом закончить дело, невзирая на маневры крымского хана. «Мая в 4 день послал князь великий на Тулу воевод», с ними было пять полков; другие воеводы стояли в Рязани, Серпухове и на реке Угре. Вся «крымская украина» была надежно прикрыта. Полки, направленные в смоленский поход, снова возглавил воевода Даниил Васильевич Щеня. «Того же месяца в 30 день отпустил князь великий в Дорогобуж боярина своего князя Даниила Васильевича да князя Михаила Львовича Глинского, а из Дорогобужа велел итти часа того к Смоленску», где Щеня должен был принять командование большим полком.
Снова были приняты меры к тому, чтобы отрезать Смоленск от «литовской помощи». 7 июня новгородским наместникам Василию Шуйскому и Ивану Морозову было приказано двигаться к Орше, на «Дрютские поля».
8 июня из Москвы выступил великий князь Василий III с братьями Юрием и Семеном, со «всеми силами». Рать для третьего смоленского похода была собрана огромная – до восьмидесяти тысяч человек. Двигалась она медленно, так как к городу везли «большой наряд», тяжелые осадные пушки, которых по одним сведениям было сто сорок, а по другим – даже триста. «Велики пушки», ядра которых весили несколько пудов, тянули на полозьях сотни «посошных людей», для них приходилось специально строить или укреплять мосты.
Только в середине июля основные силы русского войска подошли к Смоленску. Начались осадные работы. Тысячи «посошных людей» насыпали валы для пушек перегораживали «рогатками» выезды из города, ставили «тын», чтобы предупредить неожиданные вылазки, готовили «туры» (хворостяные корзины, набитые песком для защиты от пуль и картечи) в целях прикрытия «большого наряда», расположившегося метрах в шестистах – восьмистах от стен крепости. Артиллерии отводилась главная роль в предстоящей баталии: предыдущие приступы показали, какими большими потерями и какими малыми шансами на успех оборачивались попытки штурмовать неразрушенные стены.
Наконец приготовления были закончены, и 29 июля 1514 года заговорили «пушки великие», «большой наряд». Огонь был сокрушительным. То там, то здесь рушились участки стены, к которым немедленно подбегали русские «пищальники», чтобы помешать литовцам восстановить укрепления. В городе начались пожары: ядра, перелетавшие через стены, убивали людей на улицах.
Летописец так описывал последний день смоленской осады: «Пришел князь великий сам и с своими братьями под город Смоленск с многими силами и с великим нарядом пушечным. И пушки и пищали большие около града поставив, повелел бить град со всех сторон, и приступы великие чинить без отдыха, и огненными пушками в град бить, так что от пушечного и пищального и людского кричания и вопля, также и от градских людей супротивного боя пушек и пищалей, земля колебалась, и друг друга не видели, и весь град в пламени и дыму, казалось, вздымался. И страх великий напал на горожан, и начали из града кричать, чтобы великий государь пожаловал, меч свой унял, а бою велел перестать, а они хотят государю бить челом и град сдать».
Особенно отличился пушкарь Стефан, стрелявший из самой большой пушки. Первым же выстрелом он попал в жерло крупнокалиберной крепостной пушки, ту разорвало, и осколками побило много литовских пушкарей. Потом Стефан ударил по гребню стены «ядрами мелкими, кованными свинцом», которые буквально смели со стены ее защитников. Не менее губительным был и третий выстрел «большой пушки» [33] умельца Стефана: огромное ядро упало в толпу литовского воинства.
Над воротной башней Смоленска был выкинут белый флаг. Стихла пушечная канонада. Смоленский наместник Юрий Сологуб и местный епископ Варсанофий пришли в шатер Василия III просить о перемирии на один день. Им было отказано, великий князь требовал немедленной сдачи города. Обстрел города возобновился с прежней силой. «Мещане и черные люди» Смоленска не желали больше сражаться с
