процесс единства подсознательных инстинктов, так как после шести заседаний я смог выжать тяжелую штангу одной рукой. Это на четверть превышает последний мировой рекорд подъема двумя руками. — Он улыбнулся почти самодовольно. Рефлексы, очевидно, тоже ускорились. Но выросла ли моя вероятная продолжительность жизни, я должен буду еще доказать.
— Проклятье! — Физиономия Остерли выражала странную смесь уважения и неодобрения. — Но ведь вы рисковали всем, вы не находите? Вы ведь могли надолго нарушить ваш обмен веществ. Возможно, вы навсегда повредили некоторые области мозга.
Джиллиад пожал плечами.
— Я под профессиональным наблюдением, моя только идея. Научные оценки показывают, что подвергнуться такой процедуре может каждый.
Прежде чем Остерли успел ответить, в квартиру ворвались вооруженные люди.
— Все в порядке, сэр? Сообщение получено. — Если не считать сломанной руки, да. Закуйте нашего друга, пока он не пришел в себя.
Он подождал, пока не закончили с Рейсом, и спросил: — Еще сообщения были? — Мы вспугнули двадцать семь человек, сэр, но в целом картина выглядит не слишком хорошо. Шестеро ушли, восемнадцать застрелены при самообороне и трое взяты живыми. — Сотрудник службы вздохнул. — Операция обошлась нам очень дорого: семьдесят восемь убитых и двенадцать раненых. И плюс сорок один человек гражданских, попавших в проекцию на Торонто–стрит, когда один из иммунных начал отбиваться. К счастью, его подстрелил с крыши один из наших людей, иначе он разгромил бы всю улицу.
Остерли, покачиваясь, встал.
— Отведите меня к врачу, пусть он меня заштопает. Дел полон рот. — Он криво улыбнулся Джиллиаду. — В следующий раз, перед тем как заварить кашу, мы должны удостовериться, что сможем ее расхлебать.
Четыре часа спустя Остерли с загипсованной рукой обсуждал с Кейслером создавшееся положение.
— Надо как–то заставить арестованных заговорить. Вопрос в том — как именно? Как только они заговорят — они мертвецы, еще до того, как успеют выдать что–то действительно полезное. Опыты показывают, что они умирают и в том случае, если прибор удалять из их черепа хирургическим путем. Что же нам делать?
Кейслер наморщил лоб.
— Выглядит так, будто… нет, минуточку… как же его звали?.. Польтер?.. Поллард?.. — Он нажал что– то на письменном столе. — Алло, мне нужен энциклопедический отдел… да, хорошо, позвоните мне. — Он закурил сигару и пыхтел ею, пока на письменном столе не загорелся красный огонек. Алло, кто это?.. А, это вы, Лепарн. Хорошо. Послушайте, это как раз ваша область. Я пытаюсь вспомнить американского ученого, который усовершенствовал электронный детектор. Родился еще до Машины, году в 2010. Мне кажется, его звали Поллинг, но я не уверен.
Лепарн несколько раз щелкнул языком и наконец сказал:
— Поллард, мне кажется… нет, точно, Эндрю Поллард. Дайте мне десять минут на уточнение. Кажется, где–то были подробные сведения о его жизни.
Через семь минут он заговорил снова.
— Уже нашли, подробное жизнеописание с техническими записями и чертежами…
— Чудесно, спасибо, — сказал Кейслер и повернулся к Остерли. — Наши друзья заговорят, нет слов.
— Я не понимаю.
— Ну, тогда слушайте. В 2040 году один из гениев электроники создал прибор, который назвали электронным детектором. В принципе, эта машина была детектором лжи, который намного превосходил все, что было изобретено в этой области. Короче говоря, аппарат не нуждался ни в каком устном ответе, но был способен оценивать чувственные реакции. Подозреваемого нужно было только подсоединить к прибору, после чего ему задавали вопросы. Не играло никакой роли, были ли ответы на эти вопросы или они игнорировались, чувственные реакции были такими же самыми, и машина их записывала. После допроса магнитная лента вынималась и вставлялась в полицейский компьютер типа G, который интерпретировал результаты допроса. Хочу привести пример: подозреваемый совершил убийство. Значит, вопрос мог бы звучать следующим образом: «Ты убил Джона Смита?» Если он слышит вопрос, он чувственно реагирует на него, и машина это воспринимает. Тщательным и основательным опросом можно определить не только точную дату и время, но и примененный способ. Это, конечно, требует большой работы и точного мышления, но результаты верны. И еще один пример. Вопросы могут звучать так: «Вы его задушили, застрелили, закололи, отравили и так далее? Это было утром, после обеда, вечером? Вы убили его из корыстных побуждений, из чувства мести, ревности или действовали по заданию?» Как только магнитная лента вставляется в компьютер, отрицательные ответы отбрасываются, и мы имеем дело со следующим результатом.
Кейслер схватил блокнот и начал писать. Через пару минут он пододвинул блокнот через стол к Остерли.
Остерли перевернул его и прочел:
Вопрос: Вы убили Джона Смита?
Ответ: Да.
Вопрос: Каким образом?
Ответ: Удушил.
Вопрос: Когда?
Ответ: В субботу вечером, 19–го мая.
Вопрос: Почему?
Ответ: Из ревности.
Остерли вернул блокнот. Его рука слегка дрожала.
— Боже мой, если это получится, они наши; они расколются, сами об этом не зная. Мы сможем установить, люди ли они, откуда взялись и что им нужно.
— Ну, не так быстро, — порывисто сказал Кейслер. — Чтобы задать точные вопросы такого рода, нужен примерно десятичасовой непрерывный допрос с заранее подготовленными вопросами.
— Вы сможете построить детектор?
— У нас есть описание. Я не сомневаюсь, что техники соберут его за день–два.
— Тогда пусть принимаются за работу. Позовите их сейчас же. — Он набил трубку и раскурил ее, пока Кейслер выполнял его желание. Наконец, он сказал: — Вы слышали, как Джиллиад свалил Ройса?
— Да.
— Вам не кажется, что Джиллиад слишком много на себя берет?
Кейслер покачал головой.
— Он не сделал ничего, предварительно не посоветовавшись со мной. Он улыбнулся. — Я знаю, что вас беспокоит. Эта суперсила, но это совсем не нужно. Он лечится под моим наблюдением. Повысить телесные способности — это логическое следствие его образа мыслей.
— Не поймите меня неправильно, — сказал Остерли. — Откровенно говоря, он мне нравится, и это вовсе не связано с тем, что он спас мне жизнь. Но только он какой–то… ну, слишком смелый, что ли. Он сломя голову кинулся в такое дело, от которого волосы дыбом поднимаются. Сверх того, он смотрит на все с самых разных точек зрения, и, при всем этом, он ведь только новичок.
— Он таким и был, — поправил его Кейслер, скрестив на груди руки. Но давай сейчас выясним одно: Джиллиад рискует, конечно. Но это — говоря вообще — рассчитанный риск. Он ничего не делает, не посоветовавшись предварительно с моим штабом. Во–вторых, этот фонтан идей, который, кажется, мешает вам, очень просто объяснить. Джиллиад всю жизнь находился под угнетением и ему всячески мешали, поэтому он просто не мог пользоваться своим значительным интеллектом в полную силу. В нашем свободном обществе, где он может задавать вопросы, его разум развернулся. Свобода — как дождь на сухую землю, и его мозг немедленно начал продуктивно работать.
Остерли выдохнул большое облако дыма.
— Мне немного полегчало.
