женский вопрос.
– У-у-у… – по-философски глубокомысленно поддержали подругу елочки- сосеночки.
Показушников явно впал в отелловскую ревность.
– Ха-ха, женский вопрос! – запричитал он с сарказмом. – Это же дуб! К тому же престарелый. Посему, мадам-барышни, к женскому вопросу, если мы с вами говорим об одном и том же, монумент интереса не проявляет. В печке горит, но в алькове, ха-ха, не воспламеняется.
Ловко сказано, но зря стараешься. Артемиды вошли в охотничий азарт.
– Не загорается? – вызывающе переспросила уралочка. – Смотря как зажигать. Попробуем это сделать мы. Разу меется, не по-московски, а… по-нашему.
Оба предмета – да что там предметы, теперь мы и сами вкупе с Показушниковым – стояли, как истуканы.
– Сейчас произойдет чудо, – голосом многоопытной колдуньи объявила уралочка-разведеночка и бросила лукавый взгляд на одного из истуканов. – Лука Самарыч! Вы не возражаете, если я поцелую вашу художественную копию?
Предмет, к которому обращались, ответил, естественно, молчанием, и оно, естественно, означало полное согласие. Милая волшебница лукаво улыбнулась, порхнула к другому предмету, стоящему рядом, нежно обвила руками то место, где предположительно должна быть шея, и чмокнула в то место, где игра воображения определила бы щеку. Звонко чмокнула, смачно, с полной самоотдачей.
И… вот чудо! Деревянный неотесанный чурбан мгновенно ожил. То место, которому выпала честь стать объектом поцелуя, а равно симметричный ему объект, иначе говоря, обе щеки чурбана вспыхнули и ярко запылали. Прямо как пионерский костер. Или даже как северное сияние. Наверное, даже и похлеще, но тут, правда, мы не можем дать стопроцентную гарантию, потому что северного сияния никогда не наблюдали…
Правда, Показушников пытался потом доказать, будто бы хитрая уралочка чмокнула вовсе не деревянного истукана, а его двойника, то есть Луку Самарыча. Но мы считаем, что надо верить на слово самой красавице.
– Вот видите! – торжествующе воскликнула она. – Монумент Луки Самарыча обожает женщин. Ах, сердцеед! Я влюбилась в него еще больше.
Уралочка даже схватилась за сердце. Да так отчаянно, что вырез на платье стал совсем глубоким. Если бы на месте истукана был кардиолог, он немедленно приложился бы к тому месту, где возник острый сердечный симптом. Но истукан застеснялся. Может, потому, что на нем не было белого халата. Может, потому, что сам боялся получить инфаркт.
Честно признаемся, у нас тоже перехватило дыхание. Проняло и Показушникова, который воззрился на декольте уралочки с такой пристальностью, будто он Виктор Гюго и ему предстоит описать увиденное не меньше чем в двух главах. Потом гид все-таки вспомнил, что находится при исполнении служебных обязанностей, раздраженно всхлипнул и едко спросил:
– Вы откуда, мадам-синьорина? С Урала? А позвольте уточнить, по какую сторону разделительного меридиана вы проживаете: в Азии или в Европе? Ах, в Азии! Я так и думал. В вас есть что-то дикое, ну прямо очень дикое.
– Да, нам нравится срываться с цепи, – не без гордости заявила уралочка как бы от имени всех своих подруг. – Но мы не кусаемся. Надо продолжить наш совместный эксперимент в более подходящей обстановке. Наш дружный и творческий женский коллектив назначает легендарному дубу… то есть монументу… словом, понятно кому… назначает свидание. Вечером в ресторане «Парус». Будем ждать.
Вся стрелковая рота сделала игривый реверанс и вызывающе стрельнула глазками. Дескать, теперь ваш ход, лихие удальцы.
И тут до нас дошло. Мы, как всегда, увлеклись и доигрались. Слишком круто загнули. Так, что у бедных «маршалочек» закружилась голова. Приглашать на рандеву в ресторан, то есть напоказ всему миру, монумент тире дубовый чурбан? Это все же не легенда, а быль. Хотя бы даже колдыбанская.
– От имени и по поручению монумента благодарим вас за удивительно лестное приглашение, – начал спасительный маневр автор полушедевра Безмочалкин. – Однако он, то есть монумент, не знает, как решить одну деликатную проблему. Джентльмену положено являться на свидание с букетом. Но кто же продаст цветы или даже веник деревянному джентльмену?
Артемиды не растерялись, переглянулись и…
– Вы, пожалуй, правы, но… Букет – не проблема, – отвечала за всех уралочка. – Зачем нам цветочки, когда мы сами – ягодки?
Ловко сказано. Так что и возражать неохота. Но…
– Малину и клубнику, а равно вишню и смородину наш монумент, как и сам Лука Самарыч, обожает, – вступил Самосудов. – Но, будучи деятелем правопорядка, я должен заметить следующее. Монументам, равно как и лицам в нетрезвом состоянии, в грязной спецовке, а также несовершеннолетним, вход в ресторан категорически воспрещен.
Прелестницы и тут не смутились:
– Вы опять правы: рисоваться в ресторане нашему дубу ни к чему. Пусть приходит сразу к нам. Вторая палуба, левая сторона, каюты с десятой по тридцатую.
Красиво выкрутились. А куда же вертануть нам?
– Истинные монументы обожают интим, но… – взялся за руль Профанов. – Но как просветитель должен вас просветить: во всем мире скульптурные шедевры, как и прочие предметы повышенного женского спроса, имеющие тенденцию исчезать, содержатся по ночам под особо строгой охраной.
Путешественницы знающе хихикнули; видно, были просвещенными по данной теме:
– И снова вы правы: исчезать гораздо удобнее днем. Свидание переносится на четырнадцать ноль-ноль. Сразу после обеда. В распоряжении монумента, таким образом, – около часа. Только чур, не опаздывать!
Уралочка Дуся и вся стрелковая рота строго погрозили пальцем.
– Монумент, как и сам Лука Самарыч, всегда появляется в нужном месте и в нужное время, но… – предпринял последнюю попытку выплыть Молекулов.
Но уральские и зауральские, сибирские и засибирские елочки-сосеночки стояли непроходимым бором. Точнее, их несло на вираж. На полной скорости и без всяких тормозов.
– Удалые вы наши, разудалые! – обратилась к нам по-сказочному Дуся; видно, почитывала на досуге знаменитые уральские сказы. – Сейчас произойдет совершенно особое диво. Вам будет о чем порассказать своим внукам и правнукам.
Что же она затеяла?
– Прошу крепко зажмурить глаза! – приказала нам главгероиня голосом высококвалифицированной, а еще более – высокооплачиваемой гастролерши-кудесницы. Считайте вслух до десяти. И-раз!
– Раз! – повторили мы хором, честно играя в жмурки. – Два-а! Три-и-и…
Мы понимали, что милая уральская атаманша вместе со своими милыми разбойницами готовит нам какой-то особый подвох. Но что делать? Мы все-таки надеялись, что наш горе-атаман в последний момент тоже проявит себя как надо. Умником и разумником. То есть провалится сквозь землю. Или хотя бы даст деру без оглядки. А уж без него будет проще. За нами уж дело не станет. В смысле уж нас-то никто не догонит.
– Десять! – нетерпеливо выкрикнула луженая глотка Профанова.
– Десять! – хором гаркнули мы и открыли глаза.
Наши очи узрели… диво. Как и обещала уралочка Дуся, совершенно особое. Во-первых, с глаз долой исчезли сама атаманша и все ее разбойницы. Их короткие юбочки плыли уже по набережной. Во-вторых, вместе с юбочками исчез… Здесь надо бы выдержать тройную мхатовскую паузу, но у нас просто нет сил удержать даже самих себя. Потому как, считай, прямо на наших глазах исчез один из двух бесценных для человечества предметов.
На крутом волжском берегу в центре видовой площадки теперь стоял лишь один истукан. В одном-единственном экземпляре то есть. В количестве одной штуки.
– Что все это означает? – вопросил от имени всего человечества Геракл.
Ответить ему могли бы только короткие юбочки. Но они в последний раз вызывающе мелькнули уже на причале и скрылись. Дескать, теперь, удальцы-философы, соображайте сами, что и как, к чему и зачем.
– Уж не означает ли все это… – начал было Геракл.
Но мы не дали ему продолжить. Ляпнет что-нибудь не так по простоте своей олимпийской, и пойдет гулять по всем меридианам и широтам, на всех языках и на все времена какая-нибудь небылица.
Нет уж, скоропалительные выводы сейчас недопустимы. Ситуация настолько необычная, что надо сразу проникать в истину. И не по-олимпийски, и уж тем более не по- московски. Только по-нашему.
– Срочно к источнику истины! – вскричали мы. – Как пить дать!
Так завершилась эта серия полулегенды-полубыли. Продолжение следует…
Глава пятнадцатая
И вот мы в «Утесе». Вот уже «Волжская особая» попала на нужную извилину. Вот уже знаменитая колдыбанская извилина затрепетала, выбирая единственно правильный поворот мысли…
– Ну? – не терпелось Гераклу. – Кто же остался на берегу? Герой или чурбан? И кто исчез? Чурбан или герой?
Хороший он человек, этот древнеэллинский полубог. Но аналитик никудышный.
Пришлось ему втолковать элементарную истину. Кого приглашали на свидание? Дубового истукана. Так с какой же стати вместо него пойдет подлинный Лука Самарыч? Без приглашения в Колдыбане допустимо заявиться только к следователю прокуратуры. Разумеется, не с жалобой, а с повинной. Да и то если только прокуратура еще не выполнила квартальный план по особо важным делам. А если уже выполнила, то зачем ты ей нужен со своей повинной?
– А почему подлинный Самарыч стоит на месте, как чурбан? – не унимался Геракл.
– Ну, это тоже как дважды два. Ведь истукан ожил за счет Луки Самарыча. И забрал у него весь пыл, в смысле всю энергию. У бедного нашего Луки Самарыча сейчас нет сил и пальцем пошевелить. Он сейчас в буквальном смысле – чурбан. Толкни его с
