лежал на диване. Он стоял, как монумент на высоком постаменте. Правда, постаментом ему служил старый дубовый табурет, но это для будущих былинников и сказителей – несущественная деталь. Гораздо удивительнее то, что сие подножие, несмотря на всю тяжесть Молодецкого кургана (вы поняли, о чем речь?), легко держалось на поверхности воды. И вроде бы даже парило над ней.
Весь вид моего предводителя как бы говорил: «О достойный сын достославной Московщины! Я знал, я верил, что дух нынешней столицы и душа истинных москвичей – совсем не одно и то же. Сейчас на тебя с верой и надеждой смотрит весь мир. Именем Волги-матушки посылаю тебя на…»
– Ата-а-ас! – не дослушав команды, возопил я так, что даже бывалые Жигули затряслись от страха.
Сейчас я покажу столичный масштаб и класс! Вспомнив, что имею спортивный разряд по боксу, я занял чемпионскую стойку, но… Рефери посреди Волги замахал мне багром. Дескать, опомнись, добрый молодец! Кулаки – совсем не то. Это как у всех героев всех времен. А ты же геройствуешь по-колдыбански!
Он решительно полез в карман своей плащ-палатки. Я замер от любопытства. Наверное, там у него на всякий случай припрятана граната. Или же автомат Калашникова. А то и зенитно-ракетный комплекс «Березка», при одном упоминании которого НАТО бросает в дрожь.
И-и-и-раз! И Лука Самарыч выхватил из своих секретных запасников… Что это? Наш супер держал наперевес…
…знаменитую русскую комбинацию из трех пальцев. Шиш. Он же кукиш. Тире фига. А равно – дуля.
Эх, как это я сам не догадался: ведь мы играем балаган! И добрый молодец, то есть я, тут же обзавелся удивительным колдыбанским орудием. Полюбовался им. Потом с помощью мизинца и безымянного пальца я находчиво смастерил на правой руке еще одну фигу. Усовершенствованная композиция из пяти пальцев производила очень глубокое впечатление. Таким же образом я вооружил свою левую руку.
Затем с молодецким азартом я решительно и отважно запулил связку кукишей в космос. Туда, где согласно большой науке имеют место быть страшные черные дыры. Другой набор своих снарядов я метнул себе под ноги, в землю. Где согласно той же науке находятся жуткие огненные бездны. Потом я лихо, как казак шашкой, рубанул фигой налево. Вдарил ею, как богатырь копьем, направо. Припал на одно колено, как спецназовец с автоматом, и застрочил врагу в упор из всех четырех кукишей.
Словом, разминка прошла образцово- показательно. Не хуже, чем в кино или телесериале.
– Лука Самарыч, разрешите доложить! – обратился я к своему фельдмаршалу. – Герой нового типа к бою готов. Где таится самое страшное чудовище безвременья? Из какой черной дыры выползает оно, чтобы терзать весь мир? Здесь и сейчас я повергну его во прах!
Вместо ответа Лука Самарыч укоризненно покачал головой. Дескать, неужели ты, такой просвещенный мыслитель, не ведаешь, где надо искать нашего главного врага? И, как фельдмаршал жезлом, указал своим багром истинное направление. Багор почти уткнулся… мне в живот.
Что это означает? При чем тут мой брюшной пресс? Кстати сказать, на зависть некоторым, прекрасно тренированный, считай, прямо выставочный.
«Эх, московский аналитик! – сердито погрозил мне багор. – Живот твой действительно ни при чем. Нутро! Вот что испытай прежде всего. Загляни-ка внутрь себя!»
Да пожалуйста, если вам так угодно. И мысленным взором я заглянул себе в душу. Как всегда, я узрел коммуникабельного, улыбчивого, обаятельного, остроумного, короче, славного парня. Это и требовалось доказать?
«Здесь и сейчас – момент истины, – словно сама Волга напомнила мне. – Открой глаза на себя истинного!»
Хм. Странная постановка вопроса. Ну да ладно.
«Эй! – приказал я себе. – Какой же ты истинный?»
И тут же… опешил. Перед моим мысленным взором пыжилось чудище. Серое, нелепое, несимпатичное, но… таких огромных габаритов, что враз заслонило собой «славного парня».
«Ты кто та-та-такой?» – спросил я, почему-то запинаясь.
«Я – твоя альфа и омега, – с гордостью представилось чудище. – Твое самомнение, самовозношение, самолюбование, самооправдание и всякая прочая самость. Это я, именно я, всегда утешаю, успокаиваю, убаюкиваю твою душеньку. Откровенно говоря, очень капризную…»
«Но кукишем ты работаешь лихо, – похвалило меня чудище. – Так держать! Всегда иди по жизни с кукишем в вытянутой руке. Суй его всем и вся. Столичный класс!»
«Сгинь!» – рявкнул я.
«Ха-ха! – развеселилось чудище. – Да ты без меня никто. Присягай мне на верность и будешь у меня центр вселенной и пуп земли!»
Чудище еще больше напыжилось и уже закрывало мне чуть ли не весь белый свет.
И тут меня проняло. От модных вихров на макушке до модных подметок. Я понял, в чем сокровенная Колдыбанская правда. В том, что самая «черная дыра» таится в наших внутренних глубинах. А это означает, что главная драка с безвременьем, всегда здесь и сейчас. Там, где я. И на меня действительно с верой и надеждой смотрит вся честная планета.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов, точнее, развернул свой кукиш и решительно сунул его… себе. В нутро. Туда, где бесчинствует мой внутренний враг.
Вот тебе фига! И еще одна. И еще. А теперь, ваше высоколобие, заполучи все четыре дули в комплекте! Вот твоя корона. В самый раз!
И опять произошло диво. Суетное, тщеславное, ничтожное «я, я, я…», которое всегда вожделеет вопреки всем правилам быть заглавной буквой, стоять во главе всего алфавита и рисоваться обязательно с красной строки, – здесь и сейчас исчезло.
Всем своим нутром я испытал особый восторг и особое ликование.
– Лука Самарыч! – возопил я так, что олимпийские боги поперхнулись своей небесной амброзией, а земные божки – волжской севрюжиной. – Скажите тост под третий стакан!
Я обернулся в сторону Волги.
Луки Самарыча там не было. Как и не бывало. Но… мне явственно слышался его ликующий голос: «Ну что, никчемное безвременье? Мы снова повергли тебя во прах!»
Поразительно, но его интонации абсолютно совпадали с моими. Что это означает? Я догадался, что теперь Лука Самарыч – во мне. Есть и будет.
Быль это, читатель, быль. Все, что я тебе поведал, как на духу. Неопровержимое тому доказательство полный до краев стакан, который стоит передо мной. Он так и просится в руки.
Налей-ка себе и ты, читатель. Слушай, затаив дыхание. Тост скажу я.
Самый коварный враг, он же – тяжкий недуг всех народов и всех времен – человеческая гордыня. Но нам против нее досталось от дедов и прадедов очень надежное противоядие. Это твой, это мой, это наш балаган. И если уж на то пошло, не столько в вине, сколько в нашем балагане мы ищем свою истину. Ту самую, которая обязательно с лихим, но изящным поворотом, с озорным, но художественным коленцем.
За наш удивительный, за наш совершенно особый Балаган!!!
Ульк!
А вместо закуски – вопрос на засыпку для большой науки: что за сила такая дивная в нашем простом русском кукише?! Особенно когда подносишь его под нос самому себе.
Другой ревизор, или Сказ про золотой унитаз Повесть-спектакль
Так не говорит пока никто, но…
может быть, пора?
Это обещал Ленин.
Время и место действия
Согласно классическому афоризму: в самое нужное время и в самом нужном месте. Но можно сказать и наоборот: всегда не ко времени и везде не к месту.
Впрочем, автор бессмертного «Ревизора» рассуждал совсем иначе. Дескать, зачем гадать, где тот город, который выведен в пьесе? Это же наш душевный город! И сидит он у всякого из нас внутри.
Так что если мы подойдем к делу по-гоголевски и, глядя на сцену, храбро и пристально взглянем себе в душу, то сможем весьма точно определить и место и время событий. И нам, может быть, гораздо легче будет искать ответ на вечные российские вопросы: Кто виноват? Что делать? Над кем смеемся?
Часть первая
Акт первый
