Подхватив ее усмешку, он красиво растянул губы. Они были крупными, изящного рисунка. Анна Владимировна с трудом подавила вздох. Будь она лет на пятнадцать моложе…
— Так что у вас за новость для меня? — поторопила она.
— Наши с Сашенькой отношения уже переросли стадию дружеских.
Микульчина похолодела.
— Что вы имеете в виду, сударь мой?!
— О нет! — Кажется, Оленин и сам испугался. — Так далеко, как вы только что подумали, я не позволил себе зайти. Но Александра Сергеевна уже осчастливила меня, подарив несколько весьма страстных поцелуев.
«Ах, негодница!» — Анна Владимировна едва не рассмеялась. Поцелуи, и только-то? Ну, эти сокровища она в ее годы тоже раздавала весьма охотно.
— Это вовсе не доказывает, что Сашенька вас любит.
Дмитрий, казалось, был ошарашен этим заявлением.
— А вы сами, сударь мой, на своем веку целовали только тех барышень, кого любили всем сердцем?
Кажется, она попала в точку!
— Нет, но… Когда речь идет о девушке, это ведь другое дело.
— Вот еще. Почему ж так?
В этот момент Анне Владимировне снова было восемнадцать, в те годы ей не раз приходилось ставить на место зазнавшихся мужчин. Уж каким душкой был ее супруг, а и тот порой позволял себе выражения, вроде того что «у бабы волос длинен, да ум короток». Один раз она не удержалась и стукнула его за это веером по лбу.
Анне Владимировне и сейчас хотелось от души шлепнуть этого высокомерного молодца за его необъяснимую уверенность в том, что положенное Юпитеру, не положено быку. Ведь дочь-то ее никак не глупее многих молодых людей, да и образованнее иных будет. В этом уж родители постарались, особенно отец, надо отдать ему должное, лучших учителей нанимали для Сашеньки: французов выписывали из Парижа, англичанку из Лондона.
Теперь дочь свободно говорит на нескольких языках, и в знании истории Сашенька любого заткнет за пояс. А уж о литературе и говорить нечего! Она еще ребенком таскала книги из отцовской библиотеки, и Анна Владимировна тревожилась, как бы малышка не лишилась зрения. Так что этот самодовольный красавец напрасно думает, что чем-то превосходит ее девочку!
— Да разве женщина может вести себя в любви так же свободно, как мужчина? — простодушно удивился Оленин.
— А что ей может помешать? — Анна Владимировна уже закусила удила. — Мнение света? Так ведь некоторые вещи не обязательно выставлять напоказ.
— Но… — он явно пребывал в растерянности, — как же вы… Вы же мать!
— И что из этого следует? Что я должна запрещать моей дочери вкушать радости жизни, чтобы она вышла замуж совершенно неискушенной и стала настоящим несчастьем для супруга? Нет, мой милый Дмитрий Николаевич! — Она покачала пальцем перед его носом. — Эти времена давно прошли. Теперь я могу лишь посоветовать дочери, как избежать нежелательных последствий любви. Но ограничивать ее свободу… Разумеется, остаются какие-то рамки приличий, и необходимо их придерживаться. Но загонять Сашеньку в прокрустово ложе условностей света, я не намерена.
Оленин был совершенно уничтожен. То, что он до сего дня считал признаком истинной к нему любви, по словам Микульчиной, оказывалось не более чем шалостью молоденькой девушки. И вполне допустимой шалостью… Теперь его раскаяние в том, что он так откровенно пренебрег любовью Сашеньки, предстало перед ним лишь пустой тратой времени.
Это вызвало у Дмитрия досаду. Ведь до сих пор мысль о том, что его любит такая красавица, как Саша Микульчина, весьма тешила его самолюбие.
— Она еще замужем наскучается, — безжалостно добавила Анна Владимировна. — Так что пока пусть развлекается вдоволь.
— Выходит, я был для нее всего лишь очередным развлечением? — пристыженно пробормотал Дмитрий.
«Ага! Вот так-то тебе, голубчик!» — злорадно подумала Анна Владимировна. Женщина была рада, что ей удалось хоть таким, не совсем честным способом отомстить за дочь, которую в последнее время она не раз заставала в слезах. Настал и его черед терзаться и страдать.
Микульчина едва сдержала усмешку: «Ничего, ничего, пускай! Мужчинам страдания всегда идет на пользу. Душа развивается. Перестрадает вдоволь, глядишь, добрее станет. Уже другую девицу, может, и не обидит».
— Не переживайте, голубчик, — сказала Анна Владимировна с улыбкой и потрепала юношу по щеке. — Вы так молоды и так хороши собой. Еще много девушек отдадут вам свои сердечки. Смотрите, обращайтесь с ними поосторожнее!
И, довольная проведенным разговором, она пошла вдоль аллеи, помахивая кружевным зонтиком, который сегодня не приходилось открывать. Небо с утра немного хмурилось, и Анна Владимировна беспокоилась, как бы Сашенька с Орловым не угодили под дождь. Впрочем, от него всегда можно спрятаться под каким-нибудь старым дубом. Под его сенью бывает так уютно и романтично…
* * *
— Ай, дождь! — вскрикнула Сашенька, когда первые капли неожиданно упали ей на лицо.
Быстро стерев их ладонью, она повернулась к Орлову, который почему-то все время ехал чуть позади нее. Саша и не догадывалась, что ему доставляет неслыханное удовольствие любоваться ее стройной фигуркой. То, что Сашенька все-таки устроила эту прогулку, Михаил Антонович воспринял как знак примирения.
Они не произнесли ни слова о том, что произошло ночью, а Орлов дал себе клятву ни в коем случае не заговаривать о своих чувствах впредь.
«Она не против поддерживать со мной дружеские отношения… Что ж, я и этому должен радоваться! Любоваться ею, ловить ее улыбки, взгляды, жесты — какое наслаждение! Можно ли требовать от этой девочки большего?» — Он припустил за Сашенькой галопом.
Она торопилась укрыться под навесом, сооруженным посреди поля. В эти часы работников поблизости не оказалось, и это было большой удачей, поскольку Михаилу Антоновичу не хотелось, чтобы на них с Сашенькой кто-нибудь глазел. Раскрасневшаяся от быстрой скачки, она сама ловко соскочила с лошади и привязала свою Рыську к столбу.
Спешившись, Орлов промокнул лицо платком и подумал с тоской: «Как же она хороша. Сколько в ней жизни… И умница какая…» Сегодня у них уже вышел серьезный разговор о романах господина Тургенева, и Михаил Антонович был приятно поражен суждениями этой девочки. Она доказывала ему, что знаменитые «тургеневские барышни» не очень-то правдоподобны, слишком «картонны» и похожи одна на другую.
Поначалу Орлов не нашелся, чем возразить, потому что Сашенькино присутствие размягчающе действовало на его мозг. Потом он собрался с мыслями и попытался объяснить ей, что негодяй как литературный персонаж всегда интереснее и многограннее, чем праведник. Однако необходимо писать и светлые портреты, чтобы читателям, особенно юным, было на кого ориентироваться в жизни.
В итоге они сошлись на общей мысли, что языком Тургенева можно упиваться до бесконечности! И описания природы у него чудо как хороши. Так и чувствуешь запах влажной травы и омытой листвы…
Сашенька пришла в восторг от этого диспута и призналась, что ей давно уже не доводилось вести столь интересных разговоров.
— Волосы промокли, — засмеялась Сашенька и беззастенчиво распустила косу.
Ему захотелось зарыться лицом в эти темные струи, кудряво сбегавшие по ее плечам и груди, вобрать их запах. Дорого бы он отдал, чтобы расстегнуть эти маленькие синие пуговички на ее платье, увидеть белизну кожи, прижаться к ней губами. Орлов просто опьянел от своих фантазий…
