он осторожно отворил дверцу.
Какой-то житель соседнего дома сообщил нам, что случайно увидел из окна минут десять назад, будто с вами произошло что-то неладное, когда вы возвращались с прогулки, — сказал Киматаре Ойбор, удостоверяя свою личность служебным жетоном и официальностью тона.
— Меня убили... хотели убить, — с ужасом зашептал Гикуйю, отбросив в сторону топор и ухватившись за сержанта, как утопающий за спасательный круг, — пуля прошла в дюйме от затылка, чиркнула по волосам. Эти бандиты на все способны. Вы должны меня охранять днем и ночью, иначе прихлопнут, как муху. А за что? За что? Я ничего не делал, кроме добра, всем угождал, всегда, так зачем им это понадобилось? Я пропал... спасите меня, вы должны!
— Бандиты, вы сказали? Знаете, кто стрелял?
— Если бы знал! В том-то и дело, у меня ни врагов, ни друзей, спросите у любого, всегда держался в стороне от всех. Весь день предчувствовал: быть несчастью. Весь день. А за что? За что? Кому мешаю? Я спрашиваю: кому?
— Но вы упали после выстрела, лежали, как мертвый.
— Что же, по-вашему, я кретин? Ждать, пока прицелятся получше? Грохнулся, как в кино, выждал и скорей сюда. Сам не могу поверить, как это у меня вышло. Моментально. С перепугу? Наверное, оттого, что предчувствовал весь день. Нет, я пропал... За что? Ну за что?
—Вот вы и расскажете мне подробно и о себе, и о тех, кто облюбовал ваш бар, и хорошенько припомните все, что было сегодня. Подробно, ничего не утаивая, если хотите помочь себе и нам. Подумайте, пока я отдам распоряжение своим сотрудникам, пусть уезжают, не уверен, что наш разговор будет коротким.
—Что я могу сказать? — лепетал бармен. — О чем? Для чего? Какая вам польза, если я совсем не понимаю, что происходит вокруг меня?
—Успокойтесь, — сказал Ойбор, — покушение не повторится, это я вам гарантирую. Конечно, я не могу объяснить почему, не имею права, но гарантию даю полную. После нашего подробного разговора можете жить без оглядки, если, разумеется, у вас действительно нет личных врагов. И еще одно. Не исключено, что в процессе разговора у меня возникнут кое-какие просьбы к вам на ближайшее будущее. В ваших же интересах.
После этих слов Киматаре Ойбор вышел на улицу, отправил полицейскую группу вместе с машиной, коротко пояснив, что вышло недоразумение, бармен жив-здоров, затем вернулся к Гикуйю, и они продолжили беседу, длившуюся почти час, пока не настало время открывать «Кутубию», у входа в которую уже собралось несколько завсегдатаев.
Бармен, немного успокоившийся и погруженный в новые думы после разговора с сержантом, выпустил последнего через запасный выход и приступил к своим ежевечерним обязанностям.
Киматаре Ойбор сразу же, несмотря на позднее время, отправился на общественном автобусе в другой район города, где в новом многоэтажном доме занимал скромную по размерам, но весьма уютную квартиру его начальник, капитан уголовной полиции Даги Нгоро.
Прежде чем впустить сержанта в кабину лифта, консьерж осведомился, кто он и к кому пришел, затем позвонил капитану, обстоятельно доложил и получил разрешение. Ойбор был невозмутим.
Даги Нгоро встретил его на лестничной площадке в купальном халате, наброшенном почему-то поверх служебного мундира. В квартиру не пригласил.
— Что еще стряслось? — спросил Нгоро.
— Прошу прощения за поздний визит, гражданин капитан, но полтора часа назад совершено покушение на владельца ночного бара «Кутубия». В него стреляли, когда он возвращался домой после посещения нашего управления. Я посчитал нужным сообщить вам об этом.
— В неслужебное время?
— Еще раз прошу прощения, — смущенно молвил Ойбор, — я решил, что рискую получить от вас выговор, если отложу это дело на завтра.
— С какой стати, сержант?
— Но ведь он возвращался от вас. Вот я и подумал: нельзя откладывать.
— Да, действительно, этот гражданин приходил сегодня в управление, у него какие-то неопределенные подозрения относительно преемника погибшего бурового мастера. Я как раз собирался поделиться с вами полученными наконец данными об этом Матье. Кстати, откуда вам известно о моем разговоре с владельцем бара? Бедняга просил не разглашать это.
— Он сам мне рассказал.
— Кто?
— Гикуйю, бармен, на которого покушались, — ответил Ойбор.
— Он жив?
— Так точно. Стрелявший промахнулся, а бармен притворился мертвым.
Даги Нгоро промолвил:
— Счастливчик. Ну и что же он вам рассказал?
— О нападении ничего определенного. Стреляли из укрытия, и было уже темно. Случайный очевидец позвонил нам, прибыли по тревоге, прочесали весь район — впустую.
— Вы допросили, надеюсь, как следует?
— Так точно, — сказал Ойбор, — ничего вразумительного. Он только передал ваш с ним разговор, сам рассказывал мне около часа, хоть я и не требовал. Он был напуган и растерян до предела, все просил передать вам, что надеется на вашу защиту в будущем. Меня, как видно, всерьез не принимал, хотя я и пытался его успокоить.
— Хорошо, разберемся завтра, — сказал Даги Нгоро устало, — а сейчас, раз уж вы пришли, поговорим о буровом мастере Матье. Я провожу вас немного, если не возражаете, охотно пройдусь по воздуху перед сном.
Капитан швырнул в прихожую халат, нервно запер дверь, и они спустились вниз и вышли на тихую улицу, удаленную от шумного, залитого огнями, пыльного и многолюдного центра.
Это был район новостроек. Повсюду встречались груды строительного материала, под ноги то и дело попадались рытвины и свежезасыпанные траншеи подземных коммуникаций, однако дышалось сравнительно легко, ибо движения здесь было мало, как это бывает в местах новоселья по вечерам. Люди не взрывали сор ногами, предпочитая хлопотать в новеньких, только-только обживаемых «гнездышках».
Заложив сильные руки за спину, строгий и подтянутый, Даги Нгоро шагал чуть впереди сержанта и говорил неторопливо, подчеркивая каждое слово:
— Таким образом, опасаясь ареста, Энди Сигбьерн завербовался в иностранный легион. Осенью того же года капрал второго батальона в Эль-Маццоне бежал из гарнизона накануне отправки в Индокитай. Однако в Бен-Гардане, Тунис, он был схвачен патрулем спаги при попытке проникнуть на итальянское торговое судно. Бежал вторично, перебив конвой, за что заочно был приговорен трибуналом к расстрелу. Сражался в Кении против колониальной армии.
— Да, в нашем разговоре Гикуйю тоже упомянул об этом, — сказал Киматаре Ойбор, — они познакомились там, Гикуйю, правда, утверждает, что и в Кении не верил в искренность этого белого, как и сейчас.
— Он и такими воспоминаниями успел поделиться с вами?
— Да, говорил без умолку, его трясло, как в лихорадке.
— Прекрасно, — сказал Нгоро, — он очень любезно позаботился о моем времени, избавиз меня от необходимости тратить его на предполагавшуюся беседу с вами по этому поводу. И консула не забыл?
— Не забыл.
— Очень хорошо. Но вернемся к нашим баранам. Итак, Энди-Ник благородно повоевал с колониальными частями, подумать только! Потом, как многие, поддался нефтяной лихорадке. Кочевал по нефтепромыслам на северо-западе континента, где и приобрел квалификацию. Как очутился у нас — пока не установлено. Постараемся выяснить сами. Не беспокоя его пока. Он нужен экспедиции, а она нужна стране, верно я говорю, сержант?
— Так точно, полностью с вами согласен.
