Колька, не раздеваясь, опустился на стул.
Вновь осмотрелся. Около старой швейной машины приметил узел. Раньше его не было. Развязал. В нем оказались раскроенные лоскуты темно-зеленой материи и катушки.
Колька взял одну, прочел: «Фабрика Морозова». «У Каланчи нитки тоже фабрики Морозова, — вспомнил он. — Достать бы их, а потом можно проситься на фронт».
В госпитале он услышал, что создается новый 36-й полк. Попасть в полк ему поможет Глеб Костюченко, а если откажет, то — к дяде Андрею… Дядя Андрей поймет.
Обдумав все это, Колька преобразился. Пришло время действовать. Он связал узел, принес ведро воды, набрал щепок в сарае. Теперь можно в детдом.
В дверь кто-то робко постучал. Это был все тот же Генка.
— Вот и я, — сказал он и неуверенно потоптался на пороге.
Колька поморщился, его ресницы опустились, прикрывая недовольный взгляд серых глаз. Но делать нечего — дал слово вместе пойти… Осторожно надевая шинель, чтобы не потревожить больную руку, строго проговорил:
— Только смотри, не подкачай.
Генка обрадованно запел:
— …Хватит тебе, — недовольно поморщился Колька. Закрыв дверь, он спрятал ключ в условное место — под бочку с водой, стоявшую у входа в комнату. При этом, забыв всю свою солидность, ткнул пальцем в ледяную корку. Лед звонко треснул.
Генка не преминул этим воспользоваться, строго сказав:
— Хватит тебе!
Глаза их встретились, ребята расхохотались.
Глава 35. Детдом
Ночь была лунная. Временами налетал порывистый северный ветер. Ребята с любопытством разглядывали серое облупившееся двухэтажное здание детдома со множеством узких окон. Большинство их было забито кровельным железом или досками. Наполовину вырубленный, реденький, жалкий садик, расположенный у центральной части здания, всем своим видом как бы говорил: «Бедно здесь и скучно».
В некоторых окнах еще мерцал слабый огонек.
Колька и Генка притаились в условленном месте, против полукруглого окна, и изредка, подражая вороне, каркали. Этим сигналом Колька давал знать о своем прибытии.
Мальчики уже каркнули раз десять, но безрезультатно.
Время тянулось томительно долго.
Генка первый начал сомневаться в Каланче.
— Надует нас Каланча, вот увидишь. Если после такой длинной увертюры занавес не поднимается, нет уж, не жди.
— Да ты что! Не может он обмануть.
Но Колька уже и сам начал сомневаться.
Так, одолеваемые беспокойными мыслями, перекидываясь замечаниями, они ждали сигнала Каланчи.
Постепенно почти все здание погрузилось во мрак. Только полукруглое окно над парадной дверью, да еще два-три других тускло светились.
Колька с Генкой, отчаявшись, закаркали во всю силу.
— Карр! — надрывался Колька.
— Карр! — широко раскрывая рот, тянул Генка. — Наверное, завалился дрыхнуть, а ты тут надрывай горло.
Колька насмешливо процедил:
— А ты, видать, баиньки захотел? Небось, сам увязался.
— «Во мне, маэстро, можете быть уверены». Эх, ты…
Неожиданно над самым ухом тихо и внушительно прозвучал мужской голос:
— Ворона каркнула во все воронье горло… Вы чего тут колдуете, добрые молодцы?
Вздрогнув, мальчики разом обернулись и увидели трех мужчин. Один из них — высокий, в ушанке — добродушно пробасил:
— В казаки-разбойники играете? А не пора ли, ребятки, по домам?
По его шутливому тону Колька понял, что никакая опасность им не угрожает, и смело ответил:
— Нам нельзя по домам, мы Каланчу вызываем, детдомовского. В гости к нему пришли.
— В гости? — мужчины переглянулись. — Так-с. Не поздно ли будет?
Заметив, что Колька приготовился возразить, высокий мужчина легонько сжал его плечо и все так же добродушно спросил:
— А ты чей? Откуда сам?
— Я живу у Марии Ивановны, в ревкоме, а Генка — сын музыканта.
— У Марии Ивановны? Вот как… Ну что ж… колдуйте, — с этими словами он отошел со своими товарищами под арку противоположного дома.
— Кто они, Коля, как ты думаешь? — прошептал Генка, следя за ними.
— Мало ли кто, откуда я знаю.
В эту минуту в полукруглом окне мелькнула тень.
Мальчики притихли.
Судя по высокой, сутулой фигуре, это был Каланча.
Обрадовавшись, ребята дружно каркнули. Каланча махнул рукой: хватит, мол, раскаркались…
Друзья заторопились к парадному подъезду. Одновременно, как по команде, прильнули к двери.
Изнутри дважды, едва слышно, поскребли. Звук был такой, будто кошка царапала. Кто-то осторожно снял крючок. Дверь чуть-чуть приоткрылась.
— Колька? — хриплым встревоженным голосом спросил Каланча, высунув наружу сперва кончик носа, а затем и всю голову. — Ты?
— Я, — шепотом ответил Колька. — Я.
— И я, — не замедлил присоединить свой голос Генка.
— Ну, ты! Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Как-нибудь без тебя, — отрезал Каланча и приоткрыл дверь настолько, что Колька смог пролезть в нее боком.
— Ведьма дома? — почти беззвучно спросил Колька, озираясь в темноте.
— А куда она денется. Занята. Время самое подходящее, гость у нее какой-то. А Степан напился до чертиков, хрюкает, как свинья. Только, Колька, смотри — ни гу-гу, а то плохо будет.
— Ну, что ты, Вася!
— То-то же, гляди!
Каланча, дернув Кольку, остановился на лестнице, по которой они поднимались, и прислушивался к шипенью старых стенных часов. Ударов не последовало.
— Всегда так, — по-приятельски сообщил он Кольке, — ширят, шипят, а потом, как безголосый гусак, молчат.
Колька притронулся к нему:
— Ну и отчаянный же ты, Каланча.
Тот выпрямился.
