Только Сокол, находившийся в самом углу, сколько ни бился, не мог вырваться из своего крепкого стойла.
Вспотевший и грязный Каланча с остервенением швырял землю в огонь. Но это не помогало.
Колька делал то же самое.
— Послушай, Каланча, — крикнул он. — Пламя нам не потушить. Надо немедленно выгнать лошадей.
— А как? Они не пойдут на огонь, боятся. Да и в конюшню как проскочишь?
Около мальчиков с треском упала горящая верхняя перекладина дверной рамы. Жаркое дыхание огня опалило их. Дальше ждать было нельзя.
— Я попробую, — решительно сказал Колька. Он отбежал назад и, разогнавшись, прыгнул через огонь.
— Каланча! — закричал Колька, — отойди от ворот.
Каланча отбежал за угол.
Теперь для Кольки наступило самое тяжелое: заставить коней перескочить через огненное препятствие.
Охваченные паническим страхом, они сбились в одном конце конюшни.
Колька ласково приговаривал:
— Ну, ну, милые, ну, хорошие! — обойдя лошадей, он погнал их к выходу. Но те шарахались, жались в угол.
Никогда еще Колька не чувствовал себя таким беспомощным. И все же неудача не обескуражила его. Он схватил горящую доску и, снова обежав коней, подкрался к ним сзади, стал размахивать факелом.
Животные, на которых попали искры, рванулись вперед.
Но снова, как в первый раз, перед самым выходом остановились. Еще мгновение, и они повернут назад. Отчаявшись, Колька ударил горящей доской по крупу ближайшего рысака. Конь сделал сильный скачок и оказался снаружи. За ним вылетели остальные.
— Колька, — звал Каланча, — вылазь, черт окаянный! Вылазь — сгоришь!
В левом углу с грохотом обвалилась крыша.
Но Колька думал о спасении Сокола и кинулся к его стойлу. От невыносимо жаркого воздуха сдавило в груди, ноги подкосились. Колька зашатался и упал.
В ушах его стояло протяжное, тоскливое ржание Сокола.
Глава 28. Подвиг матроса
Пожарный обоз с грохотом мчался по мостовой.
На одной из подскакивающих бочек, вцепившись в пожарника, сидела Наташа.
— Но, но! — понукала она лошадей. — Скорее, скорее!
Дорога казалась ей длинной, а бег лошадей медленным.
— Скоро приедем, дочка, — успокаивал пожарник.
Наташа его не слушала. В гудящей толпе, торопящейся на пожар, она заметила бушлат Глеба Дмитриевича.
— Дядя Глеб, дядя Глеб! — закричала девочка, однако голос ее потонул в людском гуле.
Глеб узнал о пожаре случайно. Вначале он не придал этому особого значения. Мало ли в городе бывает пожаров в этакую жарищу. Услыхав же, что горит дом Шинделя, немедленно побежал туда. Этот большой и сильный человек испытывал угрызения совести. Он упрекал себя за то, что оставил ребят караулить лошадей.
В толпе матрос неожиданно увидел владельца фаэтонов.
— Что у вас там такое? — задыхаясь, спросил Костюченко.
— Боже мой, откуда я знаю? — чуть не плача, ответил тот. — Ребята наверное подожгли.
Слова его словно подхлестнули Глеба Дмитриевича.
…Еще не подъехав к дому, пожарные соскочили со своих сидений. Одни из них разматывали шланги, другие возились у колодца, третьи перелезли через закрытые ворота и открыли их.
Догорал стог сена. Половина конюшни была охвачена пламенем. Испуганные кони забились в крайний угол двора, на цепи рвалась охрипшая от лая собака, громко кудахтали куры.
Каланча, с опаленными бровями и чубом, покрытый копотью, подбежал к матросу:
— Колька там, Колька!
У Наташи, услыхавшей слова Каланчи, подкосились ноги. По ее измазанному лицу побежали крупные слезы, оставляя грязные дорожки на щеках.
Матрос, стиснув зубы, посмотрел на пылающий вход, попросил у пожарника топорик, надвинул на лоб бескозырку и нырнул в пламя!
Толпа ахнула.
Чей-то женский тоненький голос жалобно закричал:
— Господи, спаси и помилуй!
Один из пожарников, прикрывая лицо брезентовой перчаткой, сунулся к дверям, намереваясь последовать примеру матроса, но сильный дар заставил его отскочить.
На выход направили струи воды из шлангов.
Наташа и Каланча вертелись у входа, пытаясь заглянуть внутрь горящего помещения. Кругом суетились и кричали люди.
Вдруг все притихли: из конюшни появился матрос. Он держал на руках Кольку. Переступив порог, Костюченко хрипло крикнул: «Воды!» и грузно опустился у арбы. Мальчик протяжно вздохнул.
— Пей, — поднес ему Глеб ковш, услужливо поданный Шинделем.
— Пей, Коля, пей, — обрадованная, что Колька жив и здоров, повторяла Наташа.
Матрос приговаривал:
— Не торопись — не на пожар…
Тем временем Шиндель в десятый раз, со слезами на глазах, рассказывал всем о том, как он «по- доброму» оставил у себя во дворе ребятишек, а они петуха пустили.
…Конюшня догорала. В чистое безоблачное небо струились последние столбы дыма и тихо таяли. Матрос запряг в дрожки Леска, велел посадить в них ребят, сзади привязал двух других уцелевших лошадей и экипаж тронулся.
В эту ночь Каланча ночевал у Кольки и Наташи.
Мария Ивановна, к которой Глеб заехал в детдом и обо всем рассказал, прибежала домой вместе с Ольгой Александровной. К Васе они отнеслись так, словно он и не исчезал из детского дома.
Глава 29. Снова дверные ручки
Колька и Наташа еще спали, а Мария Ивановна вышла в сарай за дровами, когда Каланча бесшумно натянул штаны и рубашку с обгоревшими рукавами и выскользнул из квартиры.
— Ты куда в такую рань? — встретила его Мария Ивановна.
Каланча поежился от утренней прохлады и беззаботно ответил:
— Да надо тут!
