что именно герцог способствует этому пробуждению точно так же, как это сделал принц в сказке о Спящей красавице.
— Я больше не верю волшебным сказкам, — не отступала Поппи. — Подумайте о том, что произошло после того, как я проспала шесть лет из-за князя Сергея.
— Ты и вправду уверена, что больше не веришь сказкам? — Тетя Шарлотта понимающе улыбнулась. — Потому что я могла бы поклясться, что прошедшим вечером Драммонд пробудил твои чувства.
Поппи покраснела, но воздержалась от готового сорваться с ее уст протеста и продолжала посыпать нарезанные яблоки корицей и сахаром.
— Я не знаю, что сказать, — заговорила она после короткой паузы. — Я удивлена, нет, я просто потрясена переменой вашего настроения. Всем, что вы мне говорите.
— Ты сердишься?
— Да, — ответила Поппи, и лицо у нее вдруг покрылось пятнами яркого румянца. — Потому что мне страшно. Боюсь впасть в мечтательность. Грезить наяву.
Она опустила голову и уставилась на пирог.
Тетя Шарлотта вздернула подбородок.
— Бояться нечего и незачем. Устав нашего клуба — прекрасное руководство. Он поддерживает твою уверенность в себе, помогает тебе на твоем пути превращения в женщину. И твое собственное сердце тоже хороший руководитель. Позволь ему вести тебя к цели вопреки всему, что тебе мешает.
Поппи не могла удержаться от улыбки, почти незаметной, но все же улыбки, и сказала:
— Это, право, очень хороший совет.
Они повозились с пирогом еще минут пять, выкладывая начинку в тесто и защипывая края.
— Он очень требовательный, — негромко и спокойно заговорила Поппи, — иногда вспыльчивый, невыдержанный и даже вполовину не такой обаятельный, как, например, Эверсли.
Тетя Шарлотта кивнула и сказала:
— Зато он надежный, душевно сильный человек. В этом и есть его обаяние, не столь уж частое в наше изменчивое время.
Обе они говорили сейчас о герцоге Драммонде, разумеется.
И вместе с тем они говорили о мужчине, с которым Поппи должна вступить в любовные отношения, не так ли? Пока еще этого не произошло. Но вполне может случиться.
Поппи придирчивым взглядом окинула их с тетей творение из яблок и теста и поставила будущий пирог в уже нагретую кухаркой духовку. Николас далек от распространенного типа лощеного лондонского джентльмена, ну и что из этого?
— Надеюсь, папе пирог понравится, — сказала она.
— Уверена, что он его одобрит, — ответила на это тетя Шарлотта.
Они обменялись крепким рукопожатием, и впервые за долгое время Поппи почувствовала себя… счастливой.
Глава 25
Следующим утром после званого обеда у Поппи Николас вышел из офиса особой группы секретных служб в полном потрясении.
До группы дошли слухи, будто бы кто-то вел расспросы о деле, которым занимался Николас. Однако сотрудник группы, который занимался отслеживанием шпионов, не смог сообщить ему ничего конкретного по этому поводу. Никаких подробностей.
— Слухи сводятся к тому, что есть некто, кого это дело крепко беспокоит, — бормотал тот, глядя на Николаса поверх очков. — Некто весьма желал бы встретиться с вами обоими наедине. И я не имею представления, насколько далеко он… или они готовы зайти.
Этот самый некто мог оказаться посланцем Фрэнка, который всячески старался очернить Николаса и, сидя в любом из пабов в окрестностях Лондона, не стеснялся изрыгать проклятия по его адресу. Его подручный мог бы убить его самого — или Поппи.
Опасность вполне реальная. Ведь Поппи привлечена к участию в деле.
Николас хотел, чтобы она жила в безопасности.
В карете по пути к Мерриуэзерам между ними воцарилось странное молчание. Это любопытно, если припомнить, чем они занимались прошедшей ночью в библиотеке ее отца.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он.
Поппи прикрыла шалью слишком смелый вырез своего декольте.
— Да, — ответила она. — А вы?
— Отлично, — ответил он, хоть и чувствовал себя не совсем спокойно. Неизвестно от чего, быть может, от того, что Поппи выглядела сейчас особенно красивой.
Она улыбнулась ему немного напряженной улыбкой и сказала:
— Наверное, нам будет очень весело сегодня вечером. Мне нравятся приемы у Мерриуэзеров. Каждый год кто-нибудь непременно падает из окна в кусты.
— Разные лица? — спросил Николас, покачивая ногой.
Ох, он себя ведет, словно школяр.
Поппи ответила со смехом:
— Ну да, разные! Вы были раньше хотя бы на одном из их приемов?
Николас отрицательно мотнул головой:
— Я не слишком жалую великосветские приемы. Считаю, что они в большинстве случаев ужасающе скучные.
— О, вот как. — Поппи раздумчиво кивнула. — Как видно, поэтому почти никто в Лондоне не знает, кто вы такой.
— Совершенно верно. У меня есть небольшое имение в Суссексе, но время от времени я уезжаю на север, в Сьюард-Холл, чтобы проверить, как там идут дела. А когда я в Лондоне, то по большей части провожу свободное время в клубе для холостяков в Олбани или навещаю близких друзей, например, Треморов.
Он вдруг наклонился к Поппи и положил ладонь ей на колено.
— Я должен вам кое-что сказать. Я испытал большую радость прошлой ночью. Очень большую.
Поппи широко раскрыла глаза.
— Я тоже, — призналась она и улыбнулась ясной, открытой улыбкой; — Я рада, что вы упомянули об этом.
Николас не удержался от смеха.
— Стало быть, мы оба чувствуем себя лучше, не так ли?
— Я тоже так думаю.
Поппи опустила глаза, но тут же снова обратила взгляд на Драммонда.
Однако признание Николаса как бы сгустило атмосферу. Ни он сам, ни Поппи не сказали больше ни слова, напряжение нарастало, но скоро карета остановилась у входа в дом Мерриуэзеров. Николас вышел и принял Поппи на руки, а когда ее ноги коснулись мостовой, губы их сблизились настолько, что он легко мог бы поцеловать ее.
Он этого не сделал.
Побоялся, что если поцелует раз, уже не сможет остановиться, а перед ним была иная задача — обеспечить безопасность Поппи в окружении сотен людей и продемонстрировать всем, что он намерен вступить с ней в брак.
Николас взял ее под руку и повел в толпу гостей, осчастлививших званый раут своим присутствием. Ему было приятно сжимать в ладони ее пальчики и ощущать прикосновение ее тела к своему. Она его
