горячих рук, схвативших ее и куда-то потащивших. В темноте она не могла ничего рассмотреть, но чувствовала, что одна не справится. Но нет, она не хотела слабеть и старалась побороть чувство страха. Женщина в ужасе заламывала себе руки, царапала стену. Она хотела кричать, но ей не дали. Затем к ее губам поднесли какой-то флакон и влили ей в горло несколько капель какой-то неизвестной жидкости.
Больше Элен ничего не помнила. Полная бесчувственность, смерть! И вот она очнулась. Но где? Что это за комната? Чей это дом? Графиня подняла голову, осмотрелась и прислушалась. До ее слуха донеслись чьи-то голоса. Гарри и Ружетер говорили тихо, но недостаточно тихо для того, чтобы Элен не узнала голоса, который часто вызывал краску негодования на ее лице, — голоса Губерта де Ружетера, племянника графа Керу. Значит, он был тут! Это его дом! Она в его руках!
Осознав все, Элен не колебалась ни минуты. Нужно было бежать, спасаться! Но каким образом? Она попробовала встать, чтобы понять, может ли она ходить. Графиня вскрикнула от радости: она была достаточно сильна, чтобы бежать! Элен быстро подошла к окну. Оно легко отворилось. Слава богу! Она могла надеться на спасение! С силой, которой Элен и не подозревала в себе, она схватила шелковое одеяло, лежавшее на кровати, сдернула занавес с окна и крепко связала концы. Она не знала, насколько высоко было окно, но не все ли ей равно! Свобода! У нее не было другой мысли. Привязав конец занавеси к подоконнику, она храбро вскочила на него и стала спускаться. От земли ее отделяли каких-то три метра… Ночь была темна. Элен Керу, освободившись из плена, шагнула вперед, в неизвестность.
XXIX
Несчастная женщина во мраке ночи бежала прочь от ненавистного дома, а граф Керу с Сильвеном бросились на ее поиски, надеясь оградить ее от возможных опасностей. Доктор Бонантейль и господин Вильбруа присутствовали при последних часах жизни Губерта де Ружетера, решившегося сознаться во всем. Паласье, невозмутимый в своем спокойствии, слушал Губерта и понимал, что его невиновность будет доказана. Он заранее торжествовал.
Теперь, когда мы приближаемся к концу нашего повествования, мы с позволения читателя расскажем обо всех подробностях этой драмы. Нана Солейль была в действительности Полиной Савернье, сестрой кроткой Элен, которую граф Керу спас во время страшного пожара на Мартинике. Мы уже говорили о семье Савернье. Отец был отчаянным авантюристом, преследующим всеми дозволенными и недозволенными средствами одну цель — обогатиться, мать — покорным, боязливым существом, подчинявшимся всем капризам и приказам мужа, но в то же время потерявшим всякое доверие к его махинациям.
Полина во многом походила на отца. С раннего детства она выказывала удивительно сильный характер и свободу воли. Никогда с ее губ не слетало ласкового слова. Когда ее отец с энтузиазмом, свойственным таким натурам, строил планы обогащения, в глазах Полины появлялся блеск, кровь приливала к ее лицу. Она не любила ни мать, ни сестру, глупость которой, как она говорила, ее возмущала. Савернье, разговаривая со старшей дочерью, часто высказывал неудовольствие по поводу равнодушия жены и Элен к своим задумкам.
«Они меня не понимают, — возмущался он. — Ты одна, моя красавица Полина, одарена гордостью и гением отца. Они будут прозябать в этой унизительной обстановке, но ты, ты сумеешь проложить себе дорогу благодаря силе воли. Такая красавица, как ты, достойна трона».
Товарищем по коммерческим предприятиям Савернье был один португалец — человек без всяких правил, также проводивший всю жизнь в тщетных стараниях обогатиться. Калазас — так его звали — знал Полину с самого ее детства. На его глазах она росла и хорошела. Позже он воспылал к ней страстью и после смерти ее отца стал поверенным девушки, чему способствовала ее ненависть к матери и младшей сестре. Калазас не переставал твердить ей, что скрывать сокровище, которое она собой представляет, грешно и глупо, что вся Европа покорно падет к ее ногам. Такая перспектива льстила тайным желаниям Полины. Скромное будущее, на которое она могла рассчитывать на Мартинике, не отвечало ее запросам.
Девушка все не решалась оставить домашний очаг, как вдруг неожиданная смерть матери положила предел ее сомнениям. Равнодушие, с которым сестра отнеслась к этой тяжелой потере, вызвало у Элен негодование. Полина выслушала ее молча, хотя кровь в ней кипела от ярости. Прежде чем успело остыть тело матери, Полина прибежала к Калазасу и холодно сказала ему: «Я пришла к вам, едем».
Португалец, располагавший в то время крупной суммой чужих денег, не раздумывал ни минуты. В тот же вечер корабль, возвращавшийся в Европу, увез Полину и ее нового покровителя. Спустя месяц на минеральных водах Гамбурга, Бадена, Спа только и было разговоров, что о дивной красоте креолки. За ней следовала толпа обожателей, расточавших золото без счета.
Мы уже упоминали, что Полина была алчной и мечтала только о том, чтобы разбогатеть. Скоро она пришла к заключению, что Калазас был для нее лишь препятствием к достижению цели. Роскошная жизнь и расточительность любовницы быстро лишили португальца последних денег. А она обрела житейский опыт и почувствовала, что сумеет обойтись без наставника и его помощи.
Однажды Калазаса арестовали по анонимному доносу, в котором сообщалось о том, что он продает подложные векселя. Его посадили в тюрьму, и там он лишил себя жизни. Полина была свободна. Тогда-то для нее и началась новая жизнь. Полина была окружена многочисленными поклонниками, среди которых она могла выбрать любого смертного, готового принести ей в жертву богатство и честь, но ее манил Париж. Едва она показалась там, как затмила своей красотой всех дам полусвета. Нана Солейль стала новым светилом! Но в ее сердце засело чувство уязвленной гордости. Совесть говорила ей, что в ней видят только куртизанку и ни один порядочный человек не унизится до того, чтобы дать ей свое имя. Она сознавала, что не может войти ни в одно общество с высоко поднятой головой.
Газеты ежедневно писали о ее похождениях, и одна из них напечатала рассказ о том, как некий молодой человек, истративший на нее все состояние, осыпав развратницу жестокими оскорблениями, застрелился у ее ног. Кровь несчастного обагрила платье Наны Солейль, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она лишь равнодушно позвала прислугу.
«Идите, — приказала она испуганному слуге, — и сообщите об этом в полицию, а вы, — обратилась она к горничной, — разденьте меня».
В тот же вечер она показалась в кружке своих обожателей и была еще более прелестной, чем когда- либо, без тени смущения или горя. В числе молодых людей был один, которого она еще не знала. Его скоро ей представили. «Моя милая Нана, — обратился к ней кто-то, — это мой хороший друг, Губерт де Ружетер».
Губерт поклонился и, едва взглянув на Нану, вскрикнул от удивления. Но затем, быстро оправившись от потрясения, виконт сказал: «Не удостоите ли вы меня чести принять мою руку?» Нана не отказала. «Вы что-то хотите мне сообщить?» — поинтересовалась она, принимая руку Ружетера. «Нечто очень странное, — ответил он. — Но давайте отойдем подальше от толпы, выслушайте меня внимательно».
Он отвел ее к окну и долго что-то говорил вполголоса.
«Итак, — заключила Нана, — вы влюблены в женщину, которая похожа на меня?» — «Удивительно похожа, до того похожа, что я не смог скрыть удивления, когда увидел вас. Вы, вероятно, это заметили». — «Да, заметила. А можно ли узнать имя моего двойника?» — «Я очень сожалею, но важные причины не позволяют мне вам его назвать». — «Простите меня за любопытство, — ответила Нана недовольно, — но, по крайней мере, могу ли я узнать, парижанка она или нет?» — «Она креолка». — «Из какой колонии?» — спросила Нана с волнением. «С Мартиники». — «В таком случае я вам назову ее имя». — «Вы?» — «Ее зовут Элен Савернье». — «Откуда вы знаете? Но я догадываюсь! Это сходство! Неужели вы…» — «Молчите! — приказала Нана, фамильярно дотрагиваясь веером до губ молодого человека. — Будьте завтра у меня в десять часов утра. Вы узнаете все. Теперь больше ни слова. Сделайте вид, что вы со мной не знакомы». И с этими словами Нана смешалась с толпой, где ее уже с нетерпением ждали.
Нана Солейль, очутившись среди роскоши и шумной жизни, к которой она теперь была приговорена судьбой, почувствовала озлобление ко всему, что ее окружало. С тех пор как между ней и ее сестрой все связи были порваны, она привыкла к мысли, что Элен больше нет на свете. Во всяком случае, младшая сестра жила так далеко, что ее как бы и не существовало вовсе. И что же! Она вдруг узнаёт, что Элен жива, добродетельна, всеми уважаема, тогда как она, Полина, хотя и торжествует, но не пользуется уважением и
