— А разве он должен давать тебе спирт? Может, у него нет спирта? — защищал Егор Шумейкина. — Он тебе что, обещал?
— Нет, не обещал! А спирта — нет, потому что он выжрал его весь, сука! — выругался Кривицкий.
— Ну и все! Забудь! Спирта нет… Шумейкин ничего не обещал… Что к нему лезть? И вообще, тебе какая разница, что он там делает со спиртом? — Егор перешел на шепот. — Ген, в конце концов, Шумейкин все-таки майор, не боишься?
— Боишься! Ты что… смеешься надо мной?! Значит, когда ты в Дагестане майору нос расшибил, это было нормально?! А я Шумейкину, нет…
— Ген, ну, во-первых, тогда случайно получилось, не сдержался. А во-вторых, он моего солдата при мне избивать стал… Что мне было делать?
— Вот… вот видишь! И мне ничего не оставалось! Спирта же он не дал…
— Ладно, Ген, пойдем! Скоро Новый год, в конце концов… Солдат поздравим…
Роту застали в нарядном новогоднем состоянии. Солдаты готовили свой и офицерский столы, на которых стояли: блюда с вареным картофелем, жареными окороками, винегрет «А-ля Кубрикофф», соленые зелёные помидоры, сыр, колбаса, салат из тёртой варёной свёклы и чеснока, приправленной майонезом, газированная вода и посуда. Водка и пиво охлаждались в баке с холодной водой. За столом сидели Кубриков, Стеклов и еще несколько контрактников.
— Вы где были? — спросил Кубриков.
— В санчасть ходили, женщин с праздником поздравили… начмеда навестили, — признался Кривицкий.
— Молодцы! Мы их тут ждем, а они…
— Ну ладно… давайте выпьем!?
Через полчаса Генка подсел к погрустневшему и опьяневшему Егору.
— Егор, я схожу в медроту, еще разок, а? — спросил Генка Егора.
До полуночи оставалось еще четыре часа.
— Гена, не надо тебе больше в медроту, слышишь? — попросил Егор.
— Угу… ладно…
— Я серьезно! Не трогай ты этого… Шумейкина.
— Егорка, ну ты посуди! Спирт ведь сожрал… весь… скотина! Я как не спрошу — спирта нет! А он… всегда пьяный! Видишь, как все загадочно!
— Так потому и нет, что весь выпил. Тебе-то он зачем? Тебе чего… мало, что ли?
— Егор, да он же для медицинских целей ведь… спирт-то! Для солдат! Потертости смазывать… укусы… ну, так?
— Ген, можно подумать, ты просил для болячек! Не смеши! Не ходи больше туда, хорошо!
— Да, хорошо, не пойду! — пообещал Генка.
— Спасибо… — сказал Егор, думая, что тема с Шумейкиным была на этом закрыта и забыта.
Все находились за праздничным столом, когда подошел дежурный по роте:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к старшему прапорщику Кривицкому? — спросил дежурный.
— Валяй, — расслабленно сказал Егор.
— Товарищ старший прапорщик, к вам… — боец вдруг перешел на шепот, — принесли носилки…
Егор навострил ухо.
— Иду, — сказал Кривицкий, налил себе и выпил, не закусывая.
— Я не понял?! — нерасслышав, произнес Егор.
— Ладно. Егор только спокойно… Заноси! — махнув рукой, приказал Кривицкий.
Носилки занесли два солдата, лежачим больным, оказался Шумейкин.
— Шкаберда… Лапин… я не понял? — возмутился Егор.
— Егор, все нормально! Это я их отправил! — признался Гена.
Егор вопросительно посмотрел на Гену:
— Какого хрена его сюда притащили! Мы о чем говорили! — Егор перевел взгляд на Шумейкина. Лицо майора Шумейкина было как переспелый помидор, имело припухлости, но в целом было вполне сносным, возможно от того, что всегда было пьяным.
— Егор, не ругайся, все нормально. Я пригласил его в гости… извиниться надо бы… Новый год все- таки! А принесли… Так он, сказал, что ему трудно ходить… — Кривицкий был убедителен.
Егор даже засомневался. С одной стороны, верилось с трудом, что Кривицкий, действительно, одумался и раскаялся, но с другой стороны — и в правду, Новый год…
— Ладно! — радостно сказал Егор. — Новый год, так Новый год! Сажай за стол.
Начмеда, посадив за стол рядом с Кривицким. Генка, сложив руки на столе, пристально, скорее, с удовлетворением художника, любовался своей работой. Не глядя на бутылку водки, вытянул руку в сторону, прихватив ее, и все так же, не отрываясь от Шумейкинской физиономии, разлил содержимое по кружкам; подняв свою, произнес тост.
— Ну, за «лося»! — сказал Генка. — Чтоб жилося, пилося и еб. ося!
— За «лося»… — повторили многие, хором.
В следующую минуту все выпили. Выпил и Шумейкин. Но едва он успел оторвать кружку от губ, как получил сильнейший удар в лицо и рухнул с табурета на пол.
— Гена, твою мать! — выкрикнул Бис. — Что ты делаешь?!
Кривицкий ударил в тот момент, когда кружку была у Шумейкина во рту. У Шумейкина была рассечена бровь.
— Не… ну посмотри на него — урод какой! — злобно прыснул Кривицкий, — в санчасти спирта не дал… Нету у него! А у нас — пьет… и не отказывается, урод!
Егор закрыл лицо руками. Шумейкин тихо стонал под скамьей. Егор на секунду расстроился, а следом подумал:
«А что… ведь Кривицкий, все же прав?» — В момент закрутившееся дело новогодней ночи, превратилось в восторженную и счастливую карусель-свалку, которую уже ничто не могло остановить. В эту новогоднюю ночь, как в сказке о Золушку, пригодились все: «карета» скорой помощи, в виде носилок и двоих бойцов, санинструктор подполковника Че, беседка, холодный гараж, ставшей на время полевым операционным госпиталем и многое другое…
Как оперируемый больной, Шумейкин вел себя сносно, проявляя терпение и недюжую выдержку. «Зашитый», обмытый и поцелованный Генкой в лоб Шумейкин, на тех же самых носилках был отправлен обратно, в санчасть.
Последним вечером уходящего 2000-го года Кривицкий не на шутку разошелся. Снова бегал к Шумейкину, пил, «штурмовал» бригадный артиллерийский дивизион, где служила после развода его бывшая жена, с которой он, то желал мириться, то хотел ее убить… Тут же, плакал из-за ребенка, и снова «охотился» на начмеда… Снова посылал носилки, но на этот раз к артиллеристам, возвращал их назад… Не совсем было ясно — за кем, но потом, призвав с собой Егора, вооружился двумя солдатами и отправился свататься снова… Все вылилось в бытовую разборку, и закончилось очень плохо. Саперов под автомат положил какой-то офицер-артиллерист, Кривицкий был пьян, и его скрутили.
До Нового года оставалось меньше часа. Егор вернулся в роту, лег на кровать, не заметив, как навалившаяся на тяжелые веки темнота поглотила его в одночасье, изменив календарный год.
Глава вторая
Январь
— Все дороги ведут в Рим… — бормотал пьяненький Егор, сидя в полумраке, за обеденным столом, в
