чего начать.
— Ладно! Мы тебе сами расскажем, — снисходительно махнул рукой Степнов. — Садись чаю выпьем. У тебя вчера… кажется, праздник был. Извини, вчера не зашли — готовились к ночным мероприятиям.
— На маршруте твоем валялись. Очень не спокойный у тебя райончик… Хмельницкого, — Буланов, протянул чашку с горячим чаем, прищурившись, вглядываясь в глаза Егора. — Слышали, у тебя боец подорвался… сочувствуем.
Егор смолчал. Чувствовал какое-то неудобство, отхлебнул горячего чая, но неудобство не ушло. Какими-то холодными ему показались офицеры-разведчики, «краповики», что служили для него незыблемыми авторитетами. Совсем недавно Егор высказывался негативно в их сторону:
«Может быть это всему причина? — подумал Егор. Егор не знал ответа, но чувствовал, что что-то между ними было — какая-то недосказанность, недоговоренность. — Что же?..»
— Вышли с ходатайством, — лениво начал Степнов, — с завтрашнего дня, тебе будут выделять снайперскую пару… или даже две…
— Хорошо бы! — выдохнул Егор с горячим дыханием.
Разберешься, что с ними делать?
— Разберусь, конечно!
— Ладно. Поздно уже… — неожиданно произнес Буланов. — Мы тебя, вот зачем позвали — подарок приготовили от себя и личного состава разведроты, — два торта. Дневальный!.. — Булатов крикнул в коридор, где происходила привычная для Егора возня: люди собирались на задание.
— Спасибо! — Неожидал Егор. — От души, спасибо… — растерялся он, при виде тортов.
В дверях возник тот же самый солдат-разведчик, что и прибегал за Егором:
— Вызывали, товарищ майор! — снова тяжело дыша, выдохнул он. Бегло оглядев всех присутствующих и встретившись глазами с Егором, смутился, вспомнил, тут же поправился. — Товарищ майор, по вашему приказанию прибыл! Рядовой Юшев!
— Поможешь, командиру саперной роты, до подразделения подарки донести, понял?
— Так точно!
Егор шел спотыкаясь, изредка бранился, и думал:
«Может и не обижены они вовсе? Показалось… Два торта… где они взяли их, здесь… в Грозном! — мысли Егора были беспорядочны. Следом за Егором, тихо двигаясь в темноте, словно тень, шел разведчик, нес второй торт. — Тихо ступает… Даже сейчас совершенствуется, чертяка! У них, всегда, желание — быть тенью… Мне кажется, мы теперь здесь развернемся…»
Саперы поднялись ночью. На сегодня была спланирована специальная операция на улице Богдана Хмельницкого. Егор проснулся, — или не проснулся, — не мог понять, будто очнулся от тяжкого небытия. Что-то короткое, вырванное из чудовищного сна, тяжелое и опасное, застряло в сознании, когда сам человек, пробуждаясь, удирает от приснившегося ужаса: какой-то шампур, с надетыми кусками сочного мяса, поджаренный и еще дымящийся в руках… Откуда он взялся? Егор не помнил… Помнил, как воткнул шампур в глаз бородатого боевика… Отвалившаяся долька лука, прилипла к его окровавленной щеке. Странный, чудовищный сон. Егор сидел на своей кровати, затравленный не то действительностью, не то сном, думал: «Поднять — подняли, а разбудить — забыли…»
Вокруг спешно собирались солдаты.
К операции готовился с вечера, Егор тоже подгонял бронежилет и снаряжение, чистил и снаряжал магазины патронами. Смотрел, как это делают его солдаты. Смотрел на них, и спустя какое-то время вышел.
После Васина, Егор испытывал тяжелейшее негодование и стресс. В тот день, после подрыва, бродил как привидение по «базе». Бесцельно. С кем-то здоровался, с кем-то разговаривал, но не помнил с кем и о чем, шарахался по базе, давил ногами рыжую глину. И в какой-то момент, забрел к Азарову Пашке, что жил в палатке химвзвода. Зашел, сел напротив него — немой и убитый, и смотрел, как они с Женей Копра играют в нарды.
Лейтенант Копра, с черной, кучерявой шевелюрой знойного испанца обладал длинной шеей, которую всегда заматывал несколькими витками шарфа. Вроде Остапа Бендера. А еще он обладал заразительным смехом доктора Ливси, из замечательного мультфильма «Остров сокровищ». С Егором они были ровесниками.
Не так давно, Копра был переведен с первого батальона на должность командира взвода радиационной химической и биологической защиты, по образованию был «химиком», а буквально на днях, прямо здесь, получил орден «Мужества», еще за штурм Грозного.
Паша, только взглянул на Егора и все сразу понял. В пункте временной дислокации, как и в пункте постоянной, наверное, только глухой не знал о ежедневных злоключениях Егора. А Азаров, не только хорошо знал, но и понимал, что твориться внутри, в душе Егора. Не отрываясь от игры, он достал из тумбочки чистый стакан, и ничего не спрашивая, налил ему граненый стакан водки:
— Стрес тебе снять надо… выговориться… — скаал Павел. — Пей!
— Паш, о чем говорить? Я сапера потерял… еще одного! — Егор выпил, и слезы сами неудержимо покатились по его щекам. Азаров выгнал всех солдат из палатки на улицу, где Егор рыдал с тихим скрипом, уткнувшись в грязные, пропахшие порохом ладони. Копра и Азаров сидели рядом и молчали.
Прапорщик Азаров, служил в отделении строевой части бригады. Ко всей его душевной от природной открытости липло много качеств благородного человека — доброжелательное радушие, легкость, простота и порядочность. Таких людей, в мире очень мало, не то, что в бригаде, а когда они встречаются на войне: они — бесценны. К таким как Пашка невольно тянешься как к солнцу.
Егор ревел недолго. Утершись рукавом бушлата, ощутил огромнейшее облегчение. Словно, прыгнул с крутого берега в изумрудную воду и, пробив ее зеркальную поверхность, был пронизан миллионами игл ледяной, транспарентной бездны. Никто, из рядом сидящих, ничего не говорил, не успокаивал, и не сочувствовал. И именно в этом, была колоссальная их заслуга. И за то, что они молчали, Егор был им бесконечно признателен. Успокоившись, Егор виновато и вопросительно посмотрел на Копру:
— Дай, орден… «Мужество»… подержать?
Взглянув на свои руки, Егор, отмотал небольшую ленту от лежащего на тумбочке рулона туалетной бумаги, и обтер руки, как будто они были недостаточно чистые. Собственно, для Копры это прошло незаметно, тот даже не обратил, не придал этому никакого значения. А если бы даже и заметил, то не мог знать, почему Егор так поступил, потому что этого не знал и Егор. Вышло само по себе. Не оттого, что руки Егора были или показались ему грязными, мокрыми от слез, скорее Егор это делал из уважения перед знаком высочайшей воинской доблести.
— Орден? Посмотреть? Зачем? — спросил Копра, правильно расслышав Егора, и уже потянувшись к рюкзаку.
— Подержаться, — сухо ответил Егор.
Егор давно грезил этим орденом, думал, что его орден, сейчас, где-то на подписи, в Москве; а пока он есть у Женьки. Просил подержать в руках, так сказать, ощутить приятную тяжесть, прикоснуться к мужеству другого человека.
Женя протянул награду. Егор с трепетом зажал ее в кулаке. С этой минуты, ждать стало легче, но и ждать ее Егор стал еще сильнее, с каким-то разрушающим сумасшедшим подобострастием. Он и прежде ждал, но с этого момента стал ждать совсем по-другому. Только этот орден, как казалось Егору, отражал всю горечь и все те страдания, и испытания, и полученную боль. Именно с этим грубым крестом стала ассоциироваться для Егора и вера в Бога.
С этого дня, подержать награду в руках перед выполнением боевых задач стала для Егора настоящим ритуалом.
В четвертом часу утра, поднятый и не разбуженный, экипированный и вооруженный Егор шел в палатку «химиков» прикоснуться к чужой награде, к ордену. Копра, уже перестал удивляться Егоркиным визитам — утренним или вечерним. Пьяным или трезвым, а иной раз и посреди ночи, Егор шел одной, единственной дорогой — к Женькиному «Мужеству», который Копра уже и перестал прятать в рюкзак с
