личными вещами, оставлял его на тумбочке, в уже посеревшей от чужих рук картонной коробочке.
Тихо присаживаясь на край его кровати, Егор доставал из коробочки орден, зажимал его в правой руке, ощущая острые закругленные концы равноконечного креста. Раскрыв ладонь, на тыльной стороне награды читал выгравированную рельефными буквами надпись — «Мужество». Снова зажимал ее в кулаке. Прикасался губами к «треугольнику» образованному из большого и указательного пальцев, шепотом в кулак произносил четверостишье стихотворения собственного сочинения, написанного в ночь перед штурмом Грозного — в январе прошлого года:
Это стихотворение было написано ровно год назад, для жены, как прощальное, но значило для Егора очень многое и сейчас: состояние души, веры, любви, последнего желания, ожидаемого от себя мужества.
Не торопливо исполнив процедуру крещения, Егор также тихо уходил прочь…
Для разведки, погода была хреновая — шел снег. Он естественной преградой становился на пути поиска фугасов и мин ловушек, устанавливаемых подрывниками на маршруте ночью.
Запланированного выхода в четыре часа не случилось, как и утверждал майор Степнов, исполняющий обязанности начальника разведки, еженощно выставляющий засадные группы. Причиной не выхода на задачи в установленное время послужила не сползающая с городских развалин темнота. С четырех часов утра, вытянувшись змеевидной колонной бронетехники, разведчики стояли, упершись в выездные ворота временной дислокации в ожидании схода морока.
Общий замысел на марш был уже доведен, указан маршрут движения, дистанция между машинами и их скорость, проверена связь в колонне — основные и запасные чистоты, уточнены сигналы и позывные, назначено сторожевое охранение и группы блокирования. Поставлены задачи каждому. Не уточнялось только время выхода, обозначенное весьма расплывчато — «до особого распоряжения…» В общем, было темно и руководители операции ждали рассвета. Намекая Бису, что время на инженерную разведку будет сокращено. А потом, пришел комбриг:
— Даю, всего 45 минут…
— На три с половиной километра?! — не сдержался Егор. — Да как же это! Как так? Товарищ полковник, средняя скорость поиска для сапера — два километра в час! — возмущался Егор, срываясь в крике. — Сапер, не может видеть в темноте! И бегом искать фугасы — тоже, не может!
— Товарищ старший лейтенант, к 08:00 район спецоперации должен быть блокирован! Все! Выполняйте!
— Я же Вам говорил вчера, что светать начинает в шестом часу! Я каждый день, в это время встаю и выхожу на задачи! Майор Степнов — докладывал! — гомонил Егор.
Доказывать комбригу было бессмысленно. Невозможность проведения инженерной разведки такого расстояния, за такое малое время, лишний раз подтвердило «популярность» распространенного командирского барства:
«Товарищ полковник, машина не заводиться?!» — «Поехали! Потом заведешь…»
— Выполняй! — снова заорал комбриг.
На небе едва затевался сумеречный ранний рассвет. Настроение было уже подгажено, так что непогодные проявления уже не имели такого остро-отрицательного значения. Падающие снежинки, напротив, напомнили о том, что на дворе — зима, а в представлении Егора, зима должна быть девственно белоснежной, как снегурочка. Мысли Егора метнулись на другой край земли, туда, где его ждала — нежная снегурочка с маленьким сыном; задержаться мысленно там, рядом с ними, не получилось, сработал тоновый сигнал радиостанции. На связи был начальник штаба:
— Где ты? — прямо спросил он.
В голосе Крышевского чувствовалось нервное напряжение. И тогда Егор кротко соврал:
— Я приступил…
В ответ послышалось многозначительное мычание и короткий ответ:
— Принял.
У ворот «базы» уже ждала группа прикрытия прапорщика Крутия и группа разведки, приданная для усиления, после недавних событий. Два обещанных снайпера, были здесь же, топтались у забора. Сам Крутий сидел на «броне» и блаженно курил. Егора хотел было уже поинтересоваться, где Бондаренко, но тот вынырнул из-за БТРа с сигаретой в зубах. Суетливо сутулясь, Иван вышагивал взад-вперед, делая при этом резкие изменения направлений своих шагов. Егор улыбнулся; Иван вдруг напомнил ему галчонка из мультфильма «Каникулы в Простоквашино». Егор приветственно протянул Ивану руку, обнявшись, и похлопав друг друга по плечу. Ванька был слегка «загашен», видимо еще со вчерашнего дня, но при этом был необычайно бодр… Егору вспомнилась, однажды услышанная история о Бондаренко, о причине его завидной природной выносливости — бегал он хорошо, далеко и при этом мог разговаривать, что-нибудь рассказывать и даже петь, неумолчно, и прямо на ходу. Родился и провел детство он, вроде как на Камчатке. В детстве бегал на быструю речку, где нередко, с камней, медведи ловили рыбу, выбивая ее из воды лапами… Иван, воровал эту рыбу у медведей и потом убегал от них! Байка?! Возможно! Но байка была настолько красивая, что заниматься поиском истины Егору совершенно не хотелось. Зная достаточно о Ванькиной выносливости и афёрном характере, Егор верил, что эта история — вполне правдива.
Выйдя за ворота, саперы заняли свои позиции в боевом порядке, и, заинструктированные Егором на неторопливую, скрупулезную работу не спеша пошли по маршруту. Сам Егор, неизменно, шел в центре боевого порядка, изредка оглядываясь назад, контролируя действия всего инженерно-разведывательного дозора: саперов, прикрытия и разведки.
Крутий Юра, командир группы прикрытия, шел немного поодаль, курил, демонстративно выпуская дым чуть выше головы Бондаренко, что шел рядом; оба, чему-то улыбались. Шагая прямо, Бондаренко повернул в движении на Юру, намеренно ударился в него, в грудь и, отскочив как резиновый мяч от стены, изменил направление своего движения строго в противоположном направлении, что-то сказал, вдогонку…
Через какое-то время Егор еще раз оглянулся:
— Веселые ребята… — улыбнулся Егор: — «Нахимичили, значит, с давлением, и теперь их заразительный смех разносится по всей округе, еще досыпающей оставшиеся двадцать минут до семи утра! Что тут скажешь, люди свыклись со страшной обыденностью, — мысленно защищал их Егор, — потеряли страх перед смертью… Закалили себя в ежедневных опасностях, а может просто забыли про нее… про смерть… От мин и фугасов гибнут в одно мгновение, а дальше… Дальше ничего нет. Так что жить надо, как в огне. И прощать надо многое… можно все, кроме трусости… и предательства!»
Не доходя пятидесяти метров до поворота на Хмельницкого, рация захрипела голосом Крышевского, и уточнила точку движения. Егор, состроив гримасу, предполагая ответную реакцию, ответил; на что получил порцию отборной, ненормативной информации.
Крышевский прекрасно понимал Егора, понимал и Слюнева, но… «приказ есть приказ»… и потому, конечно же, ожидал от Егора обязательной расторопности и неукоснительной исполнительности.
На часах было 07:45; все спешили занять район блокирования, потому что опаздывали. Все, кроме Егора; и потому бесились.
На перекрестке, у заставы? 9, Егор собрал все группы вокруг себя.
— Значит так, ребята, — сказал Егор, — вкратце доведу до вас замысел предстоящих мероприятий и условия их выполнения. Как вы уже поняли, мы поставлены в сложные условия. Все они, как погодные, так и оперативные, неблагоприятно влияют на правильность нашей работы: отсутствие требуемого времени — командиром нам отведено на разведку — всего 45 минут; не в пользу выпавший снег — обнаружить фугас
