появлялись именно в результате закладок фугасов изнутри. Оказавшись за забором, Егор не обнаружил мужчин, влезших сюда несколькими минутами ранее. Но Егора это нисколько не смутило:
«Они где-то здесь!» — Егор знал, что через пятьдесят метров забора, в стене была аналогичная дыра, через которую возможно было вылезти наружу, и пошел по тропе, вдоль стены, сквозь разросшийся и одичалый кустарник.
Егор пробирался сквозь заросли кустов, отводя перекрывающие тропу нависающие ветви молодых деревьев, и заглядываясь по сторонам, искал чеченцев.
«Куда же они подевались?» — оглянувшись, Егор увидел показавшегося в проломе сапера.
Тропа была сырая от прошедшего ночью дождя, но Егор всячески старался прочитать на раскисшей земле множество разнообразных следов. Шаг за шагом, Егор двигался вперед, пробираясь сквозь заросли. Отодвигая тычущиеся в глаза ветки, Егор хватался за следующую, отводя ее сторону. Оттянув одну, он хватался за вторую, отпуская первую, что словно дуга стрелкового лука натянутая тетевой лука, распрямлялась, возвращаясь на прежнее место. Расчищая перед собой путь, Егор отодвинул ветвь, и отпустил ее, именно в тот момент, когда понял, заметил, что по ее стволу, между листвой, накручены тонкие ярко-зеленоватые провода. Точно такие, как у электродетонатора. У Егора внутри похолодело. Схватившись за ветвь, Егор с силой рванул ее, стараясь переломить. Под напором силы ветка надломилась, но сырая кора-кожица не давалась, и отделить ветку от кустарника не получилось. К тому же, ее держали жидкие провода, которые растянулись, но рваться не спешили. Егор сделал виток проводов вокруг кисти. С тихим скрипом зубов, Егор осел на колени, яростно скуля, не в силах что-либо сделать. Задним умом Егор понимал, что провода — есть жилы, по которым в эту минуту может течь ток к взрывному устройству. В последней надежде Егор впился в них зубами, желая только одного — перекусить хотя бы один из них. Один проводок… «красный… или синий»… ярко-зеленый, разницы не было, даже если бы они замкнулись на зубах… Уже теряя равновесие, и проваливаясь куда-то под землю, Егор почувствовал, как лопнула струна… и он рухнул в холодную раскисшую грязь, не успев выставить перед собой руки. Все! Тук-х… тук-х… тук-х! Взрыва не было. Егор лежал нешевелясь, чувствуя как проволока, пережала кисти рук, и больно врезалась в кожу. Взрыва не было. Сердце глухо и бешено тукало. Жар растекался по телу, шел из головы, и наполнял грудную клетку. Взрыва не было…
— Товарищ старший лейтенант, с вами порядок? — спросил Егора подошедший сзади сапер.
— Ложись! — прошипел Егор, лежа щекой в грязи.
Солдат остался стоять:
— Может вам помочь подняться? — снова спросил сапер.
— Не надо… — прошипел Егор, и закопошился.
— На земле грязно и холодно… у вас одежда вон как запачкалась! И провода к вам какие-то тянуться…
Егор поднялся, продолжая крепко сжимать куски разорванных проводов.
— Что это, товарищ… — недоговорил сапер.
— Провода это! — вспыхнул Бис. — Заткнись… ничего не говори! Трещишь безостановочно! Я сказал же, ложись!.. Стоишь, пиз. ишь! сказал, значит ложись! Мэмэ-мэмэ… — передразнил Егор бойца.
Солдат рухнул на землю, изготовившись к стрельбе из автомата.
— Встань! Что ты развалился здесь?
— Так вы же сказали!..
— Это я раньше сказал! — кричал Егор.
— Так что мне делать? — взмолился солдат.
Егор освободился от пут, и по свободному концу провода полез под дерево, намереваясь выйти к источнику тока… или взрыва.
Когда Егор вылез наружу, в руках он сжимал сверток из белой бумаги тщательно обернутый скотчем. Сверок был тяжелый.
В это время солдат держал в руках обломок ветви, на конце которой также тщательно была привязана толстыми нитками, небольшая запаянная латуная гильза, темно-грушевого цвета, на одном из торцов которой торчали два контакта. Плюс и минус…
Под белой бумагой оказался завернутый кусок пластичного взрывчатого вещества военного назначения — пластида, весом около килограмма и почти полутораметровая лента из скотча, аккуратно намотанная поверх пластида. В ленте, как в патронтаже, торчали новенькие, еще промасленные десяти сантиметровые гвозди, которых оказалось почти два килограмма.
Возбужденный и еще не пришедший в себя Егор, вывалился сквозь дырку в конце забора, неуклюже выпав из нее на асфальт, как птенец из гнезда. С трудом поднявшись, он еще на скованных страхом ногах, пригнувшись, перебежал на другую сторону дороги, в полисадник, и сел на пень, сжавшись в комок.
— Егор, что случилось? — спросил подошедший Стеклов. — Ты как будто привидение увидел? Напугал, что ли, кто?
— Нет… да… кажется, я… фугас обезвредил, случайно получилось… вот он, — Егор расжал непослушные руки.
— Что это? — спросил удивленно Стеклов, впервые видя фугас в таком исполнении.
— Фугас… Кажется, я не переживу сегодняшнюю прогулку… — Егор вскочил с места. — Мне надо срочно позвонить домой! Давай заедем в комендатуру? Очень надо…
— Поехали, — безразлично ответил Владимир.
— Пойдем… — опасливо озираясь по сторонам, Егор громко выдохнул, когда подошли совсем близко.
— Ох, ели добрались…
— Да ладно, ты, — утешал Стеклов, — не накручивай!
— Чего уж…
Переговорный пункт, представлял собой вагончик, внутри которого стоял стол, за которым сидела пожилая чеченка, и несколько телефонных кабинок, сбитых из фанеры, с такими же фанерными дверями. Звукоизоляции никакой, и потому, все кто ожидали своей очереди, невольно становились свидетелями чужих, личных страстей звонившего в данный момент, пропитанных скупой нежностью грубоватых мужских страданий.
Егор, дождавшись своей очереди, протянул огрызок бумаги с двумя возможными для набора номерами телефонов, и зашел в кабинку переговорного пункта, в ожидании своей участи. Внутри кабинки было душно. На небольшой настенной полочке, стоял телефонный аппарат без цифрового наборного диска, и табуретка, усевшись на которую Егор стал жадно читать множество личных имён с привязкой к географическим изысканиям нашей необъятной родины: «Грек» — Анапа, Санек — Москва, «Якут» — Самара, Ванек — Калуга, «Мага» — Дербент… Из «путешествия по стране» его вырвала внезапная и повелительная команды чеченки:
— Камышин на линии!
Егор снял телефонную трубку и услышал дорогой его сердцу голос, сжавший в груди тревогу еще больше:
— Алло?
— Привет, моя милая! Хм… — неузнал Егор своего голоса, он изменился. Он дрожал, и был взволнованным.
— Привет мой родной! Матвейка, папа звонит! — верещало на том конце провода. — Как ты?
— Как Вы…
Время скоротечно, и безудержно, и весело бурлящее, когда его не хватает; и очень томительно и трудно, когда чего-то ждешь… Охваченный возросшей грустью, от телефонного звонка, Егор вывалился из вагончика наружу, под звонко долбившие по окнам, подоконникам «переговорника», асфальту крупные капли дождя.
После звонка домой наступило душевное спокойствие, и даже некоторое облегчение. Несмотря на то, что дождевая сырь и резкий сивер хлестали по лицу, забраясь за ворот и сковывая тело дрожью. Погода здесь хромала, как дряхлая старуха с клюкой:
«Мы здесь… все хромаем… состарившись раньше срока, — грозно думал Егор. — Это видно по
