Этот молодой командир выполнял отдельные задания в тылу врага по разведке еще до выброски в составе группы Топкина. Но опыта в управлении большими подразделениями партизан у него не было, и он был искренне рад моему прибытию. По приказу Алексейчик должен был передать мне командование и стать моим заместителем.
Штаб находился восточнее железной дороги Брест — Барановичи, где оставался заместитель Топкина по политчасти, Цветков.
Старший лейтенант коротко доложил мне обстановку, и все мы направились в расположение ближайшего партизанского отряда.
Была темная пасмурная ночь. Накрапывал мелкий дождик. Мы ехали по лесной дорожке на телеге, подпрыгивая на пнях и кочках и защищаясь от ветвей сосен, хлещущих нас по лицам.
Я снова был на занятой врагом нашей советской земле. В Брестской области ранее мне бывать не приводилось.
Утомленный длительным полетом, я чувствовал некоторую слабость.
В темноте ночи раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов, затем послышалась длинная очередь из немецкого автомата. Стреляли от нас километра за два. В тихом ночном воздухе звонко раздалось эхо выстрелов. Я вздрогнул, но быстро успокоился. Мои спутники не обратили на стрельбу никакого внимания.
— Что это? — спросил я у Алексейчика.
— Стреляют-то?
— Да.
— О-о-о! Это у нас тут пруссаки по ночам отпугивают белорусов, — сказал спокойно Алексейчик.
— Какие пруссаки?
— Пограничники. Они, как петухи, каждую ночь в одно и то же время. Границу, видишь ли, здесь провели, по эту сторону Буга. Дальше идет Восточная Пруссия.
— А Польша?
— Польша ими считается уже освоенной, так сказать, внутренней провинцией Германии зачислена. Здесь они провели линию километров на двести восточнее польской границы, ее и охраняют. За этой линией у них и порядки другие, чем здесь…
Мы замолчали.
«Польша — внутренняя провинция Германии… Белоруссия пока что за границей и, вероятно, только потому, что фронт остановился там, где-то на Волге. А если бы фашистам удалось продвинуться дальше к востоку, то граница Пруссии была бы проведена по Днепру, а может быть, и Волге», — думал я.
Мне вспомнились рассказы рыбаков: «Закинем мы бывало трехкилометровый невод подо льдом на Аральском море, канаты тоже километра по два. Тянули их верблюды, вращающие ворота. Выбредали пудов по тысяче за одну тоню. Когда рыбу прижмешь к берегу и начинаешь ее выгребать на лед, то щуки все еще хватают лещей и судаков направо и налево. Они точно довольны тем, что вокруг них скопилось столько пищи… Ты ее волокешь садком на лед, а у нее изо рта хвост рыбины торчит, никак заглотнуть не может…»
Фашизм захватил целый ряд государств Европы, ворвался в Африку и в Россию. И хотя разгром гитлеровской Германии предрешен, но ее фашистские главари все еще думают о захвате новых областей.
К утру мы оказались в лагере, похожем на большой разбросанный цыганский табор. Кругом горели костры, около них сидели мужчины и женщины разных возрастов и занимались кто чем: одни готовили пищу, другие стирали белье, третьи спали или веселились. Где-то горланили песни. Где-то, несмотря на ранний час, пиликали на гармошке, и кто-то нестерпимо тонким голосом выводил «Зозулю».
2. Предатели в отряде
Старший лейтенант Алексейчик доложил мне кое-что из того, что мне уже было известно, кое-что такое, о чем я только догадывался по первым впечатлениям.
Группа десантников (сначала их было тридцать пять человек) объединила вокруг себя десять местных партизанских отрядов, в том числе несколько так называемых семейных, мало чем отличавшихся от деревень, переселившихся в лес. Людей в этих отрядах было четыре-пять тысяч, а способных к серьезным боевым операциям не более половины. Эти отряды были разбросаны часть по одну, часть по другую сторону железной дороги, радиосвязи между отрядами не было, живая связь была крайне затруднена благодаря сильной охране железнодорожного полотна. Поэтому управление такими партизанскими отрядами из одного штаба практически было москвичам непосильно.
Народ в отрядах был разный: одни действительно хотели и умели воевать, другие попросту спасали свою жизнь, третьи — кто их знает, чего хотели третьи? Алексейчик рассказал мне, что в одном из отрядов был беспартийный комиссар. Адъютант этого «комиссара» оказался гитлеровским шпионом и был расстрелян. Тогда «комиссар» сказался больным и ушел в деревню, где удил рыбу и пил водку до самых последних дней. Теперь он снова явился в свой отряд и назначен командиром разведки.
— Разведка эта ведется так, что немцы знают о каждом нашем шаге, — закончил Алексейчик. — Я предлагал командиру отряда Бокову убрать своего любимчика, но тот стоит за него горой.
— Выходит, они вас не слушаются? — спросил я.
— Точно. Они никого не слушаются, — не задумываясь, ответил Алексейчик и продолжал — А в другом отряде и с командиром неблагополучно. Щенков по фамилии. Он и в партии когда-то был да в плен два раза сдавался. Первый раз в лагеря попал — сбежал. Клялся, божился живым в руки не даваться. Однако и во второй раз оказался в плену. И тут у немцев в ход пошел, пристроился где-то на службу. Потом вторично в лес явился. Назначили его отрядом командовать согласно званию, — в армии он майором был. Однако толку тут от него мало, а больше вреда: пьет, развратничает, самогон по его указанию гонят, аппараты завели усовершенствованные. На задания редко ходят и как-то все без удачи, с населением на ножах. Впрочем, и среди них есть ребята добрые. Эти не верят Щенкову. Особенно после того случая, когда он троих партизан своих расстрелял совершенно несправедливо.
— А ну, вызовите ко мне этого Щенкова, — сказал я, — посмотрим, что он из себя представляет.
В ожидании майора я прошелся по лагерю и насмотрелся всякого. Не разберешь, кто партизан, а кто из деревни в гости забрел. А немцы в Коссуве, под боком. Я крепко призадумался. Всего в пяти-шести километрах от лагеря нам предстояло принимать самолеты с посадкой. Первый из них должен был привезти нам мощную радиоустановку, взрывчатку, оружие и забрать раненых. К приему самолета необходимо было навести порядок в лагере и убрать лиц, явно подозрительных.
Когда я вернулся в землянку Алексейчика, мне сообщили, что два человека из отряда Щенкова «сбежали» в Коссув с оружием. Позднее нам стало известно, что коссувская полиция послала вверх по инстанции донесение о том, что к местным партизанам прибыл с секретными полномочиями из Москвы Герой Советского Союза полковник Льдов. Правда, в то время гитлеровцы, конечно, еще не успели разобрать, что в районе появился их старый враг и знакомый.
Майор Щенков пришел ко мне со своим комиссаром. Видный, статный человек, с несколько обрюзгшим от пьянства лицом и гладко зачесанными назад русыми волосами, он вел себя подчеркнуто небрежно и с некоторой даже лихостью. Комиссар был человек степенный, держался спокойно и производил хорошее впечатление. Мы познакомились. Я позвал Алексейчика и предложил всем вчетвером пройтись.
— Вот, товарищ Щенков, — сказал я, искоса наблюдая за майором, шагавшим обочь тропинки по траве, — отряды наши тут застоялись, обросли семьями и вещами, дисциплина слабая. И у вас, говорят, не лучше других. Верно это?
Щенков пожал плечами и ничего не ответил.
— Думаю перебросить вас за линию железной дороги, а груз лишний, девушек да тещ, здесь оставим, в семейном лагере. Что вы на это скажете?
— Мой отряд никуда отсюда не пойдет, — быстро заговорил Щенков. — Это уж как хотите!
