чувство… Кабы не эта милая барышня…
— Милая барышня совершенно зря вас обеспокоила, — угрожающе оборвал его К. Д., поднимая «полочкой» левую ладонь. — Успокойтесь, Виктор Михайлович… Успокойтесь. — Он быстро, с хлопком, проутюжил левую ладонь правой, точно сбрасывая с той некий невидимый предмет.
И Маша, не уразумевшая его странного жеста, невольно оглянулась, чтобы посмотреть, какое впечатление он произвел на Виктора Михайловича, — и увидела, что никакого Виктора Михайловича рядом с ней больше нет. И она осталась один на один с самим…
Глава двадцать пятая,
в которой Булгаков поминается недобрым словом
…враг веры, враг рода человеческого, друг смерти, вор жизни, потрясатель правосудия, источник зла, корень пороков, совратитель людей, предатель народов, источник зависти, причина жадности, начало раздоров, поставщик горестей — слушай, о сатана, и повинуйся!
— Вы — Дьявол? — сказала она сухим, как вобла, языком. — Теперь вы убьете меня, да?
— Итак, вы воскрешали богатыря, чтобы убить Дьявола? — ответил он ей вопросом на вопрос.
Но вопрос был абсолютно исчерпывающим: «Что вы хотите, если хотели убить меня?!»
И Маша, мгновенно ощутившая себя на крошащемся под ногами краю обрыва своей жизни, подумала вдруг не о маме и папе, не о Кате и Даше, которую не успеет даже предупредить, не об убитом Мире и любимом Мише, к которому она уже никогда не вернется, а о Михаиле Афанасьевиче Булгакове, который так страшно обманул ее и обманулся сам!
Ибо если бы не он и не его несуществующий, мудрый и саркастичный Воланд, вечно жаждущий добра и совершающий благо, с которым она мечтала встретиться не меньше, чем запертый в одиночке булгаковский Мастер, — она бы никогда не встретилась с этим — ночноглазым, мрачным и страшным, — представшим сейчас перед ней, стоявшей на краю обрыва своей жизни.
— До чего же вы все-таки человек… — скорбно сказал он, словно прочел ее мечущиеся предсмертные мысли. — Не беспокойтесь, я не стану вас убивать. Но и помочь вам, увы, я не в силах.
— Так вы — добрый или злой? — тупо спросила Маша.
Вопрос получился по-детски торопливый и по-детски черно-белый, но внутри у нее не было места для стыда. Все занимал страх, медленно и неуверенно откатывающий прочь.
— Я не могу ответить на ваш вопрос, потому что добра и зла не существует, — скучливо ответил ей Властитель зла.
— Что-что? — даже нашла в себе силы возмутиться Маша.
— Есть только земля и небо, день и ночь, штиль и шторм… — безучастно перечислил он. — И то, что вы называете злом, — лишь естественные законы жизни. Разве совершает зло кошка, съедая мышь, разве совершает зло шторм, заглатывая корабль, и разве зло — землетрясение, сметающее с лица земли города?..
— Да, — уверенно подтвердила она.
— Значит, ваш Бог сотворил зло, послав его на Содом и Гоморру?
— Я не знаю…
— Если вы не уверены даже в том, добро ли ваш Бог, о каком добре и зле вы вообще можете говорить?
— Убийство Риты и дяди Коли — зло! — фанатично вскричала Ковалева. — Кылыну убил ты! Ее смерть…
— Смерти нет, — спокойно прервал ее Прародитель смерти.
— Что же это у вас, чего не хватишься, ничего нет! — прошипела она со злым скрежещущим сарказмом и, только сказав, осознала безумный парадокс: в этом их странном споре она была удивленным Дьяволом, а Дьявол — закоренелым материалистом Бездомным и Берлиозом в одном лице!
— Опять ваш Михаил Афанасьевич… — протянул ее дьявольский собеседник тоном скучающего литературоведа. — Но я уже говорил: это не мое любимое произведение. Нету никакого Дьявола, глубокоуважаемая Мария Владимировна! — убежденно уведомил ее Дьявол.
— Что? — открыла рот она.
— Дьявол — это Санта-Клаус, — недовольно буркнул брюнет.
— Что? — зачторило Машу Ковалеву, судорожно размышлявшую: кто из них двоих только что сошел с ума?
— Сказочный дед, — вежливо уточнил сумасшедший Сатана, — чье лицо улыбается на всех рождественских открытках, витринах и коробках с подарками… Он столь популярен, что, совершая обряды в его честь, большинство из вас попросту забывают, чей, собственно, день рождения они празднуют.
— Рождество Христово? — Она уже ничего не понимала!
— Вы поминали Его ровно двадцать раз, с тех пор как я вас знаю. И не вспомнили ни разу.
— Бога? Так кто же вы, наконец? — не выдержала непонимания Маша. — Огненный Змей? Воланд? Демон?
— Можете называть меня так, — прервал ее он скучливым жестом руки, — если вам будет от этого легче. Демон. Димитрий, Демьян, Ян… Я привык. Но я всего лишь дух этого Города. Это, конечно, не так интересно, как то, что придумали себе вы, — Огненный Змей, обращающийся в прекрасного юношу, соблазняющего юных дев и приносящий кровавые жертвы. Люди не в состоянии увидеть истину, потому что она слишком…
— Страшна, — прошептала Маша.
— …слишком скучна, — усмехнулся он без тени веселья. — Скука — вот главная проблема нынешних homo sapiens. Я всегда говорил это Кылыне. Но она не верила мне. Она слишком верила в людей и не хотела понять: они изменились, они уже не способны принять правду.
— Какую правду? — безнадежно запуталась она. — Ты — Отец лжи! Ты погубил Мира. Он написал о тебе! И описал тебя. «Один в трех лицах, и он — обман»!
— Он описал тебя, — устало констатировал трехликий. — Вы так и не поняли, уважаемая Мария Владимировна? Он был уверен, что Дьявол — вы! Три ведьмы, помогавшие ему. И погубившие его!
— О-о-о… — опала Маша.
— Вы хотите увидеть Дьявола? — невесело засмеялся брюнет и, расстегнув темно-синюю рубаху, обнажил на груди потертый кожаный мешочек, почти такой же, как был у Миши.
Ночноглазый рывком сорвал его с шеи. Положил на ладонь. Ослабил шнурок. И заинтригованно вытянув шею, Маша увидела, что нутро кожаного четырехугольника таит непонятную бурую и рассыпчатую горстку.
— Что это? — спросила она, уже зная ответ.
— Земля.
— С кладбища, — понимающе кивнула она.
Ночноглазый покачал головой.
— С капища? Из Чернобыля? Злая земля, из Кирилловки? — Маша почувствовала себя тупой участницей ток-шоу. — Это прах? Прах мужчины, умершего от неразделенной страсти? Нет, — осенило ее, — Присуха! Мир был прав! Дьявол — любовь!
— Я же говорил, — удовлетворенно кивнул брюнет, — вы вечно жаждете чего-то интригующего, будоражащего, запретного, страшного! Жертв, крови, порока, смерти и страсти… Или впадаете в иную крайность и требуете от вашего Бога спасительных чудес, бесплатных подарков, лучезарных знамений. Потому и придумываете себе Дьяволов и Дедов Морозов, — иначе вам неинтересно… Но это просто земля.
— Просто земля, — повторила Маша.
