Стихотворения и поэмы

Навсегда я ее и запомнил такою.
Вот она завиднелась видением грозным,
подобрав свои юбки, через рельсы шагнула.
Немцы — к ней.
                         Мы за насыпь — и к соснам,
задыхаясь от сердечного гула.
Уходить не хотели, не увидев мамашу.
Из кустов, притаясь, на дорогу взглянули.
Трое немцев над матерью автоматами машут.
«Хальт!» — кричат, за рукав потянули.
«Не замай! — оглянулась мамаша,
                                                            одернула платье,
руку гада кошелкой отбросила смело. —
Что ты с бабой воюешь? Не солдат я!
Тьфу на вашу войну, не мое это дело!»
И пошла себе дальше по шпалам,
и пошла тихонько, покачивая кошелкой…
Встал фашист.
                           Автомат свой прижал он,
чтобы в нашу Ефимовну
                                          целиться с толком.
А мамаша идет себе, рассуждая.
Фашист опустил автомат,
                                            не понимая чего-то…
Наталья Ефимовна, маленькая, седая,
в клетчатом платье, скрылась за поворотом.

Тетрадь шестая ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Рассвело.
                Мы сходим с дороги в пшеницу.
Днем нельзя идти по орловскому полю.
Машины немецкие тянутся вереницей.
Мы считаем, стиснув зубы до боли.
Солнце выкатывается, как обод из горна.
Мы растираем в жестких ладонях колосья,
в рот бросаем потемневшие зерна,
руки раскинули, как косари на покосе.
Земля, где твоих косарей задержало?
Поле, где же твоя косовица?
Плуг лежит, перевернутый, ржавый,
землей пропахла неубранная пшеница.

Волненье неясное сердце мне гложет.
«Двадцать девятое октября? Что за дата?
День рожденья мой! Понимаешь, Сережа?»
— «Ну? — Он сел. — А молчал, голова ты!»
— «Сам забыл… Интересно уж очень».
— «Что ж сидим? В магазин нам давно бы!..»
Мы хохочем до слез.
                                  Да, пожалуй, хохочем…
«Тише! Идут!» —
                         насторожились мы оба.
Тихо сразу стало, и слышно —
шагает размеренно человек по тропинке.
Появился —
                  в шапке барашковой пышной,
одна нога в сапоге, а другая — в ботинке.
«Вот закурим, — шепчет Сережа. —
                                                              Товарищ!»
Человек встрепенулся и присел от испуга.
«Ну, чего ты? Свои же! Никак не узнаешь?
Скоро ты забываешь старого друга!»
— «Что-то я не припомню», —
                                                прохожий всё мнется.
«Всё равно. Вот закурим — и будем знакомы.
Так, давно бы присел. Самосадик найдется?»
— «Вы куда же?»
— «К Ельцу пробираемся, к дому!»
— «На Елец! — удивляется парень.—
                                                                 Да что вы!
Елец не взят еще…»
                                      — «Как! А нам говорили…» —
Я задохнулся: всё рушится снова!..
«Так-то, — парень сказал, —
                                                там еще красные в силе».
— «Кто? — поднялся Сергей. —
                                                  Что-то путаешь, парень».
Я толкнул его в бок: «Помолчи ты, садись ты!..
Вот спасибо, — говорю я в ударе, —
мы бы влопались. Красные?
                                                  Словом, там коммунисты?»
— «Там полно их, орудий понавозили!»
— «Да, орудий?» — я мигаю Сереже.
«Там и танки».
— «И танки?»
— «С платформ разгрузили».
— «Ну?»
— «Вот крест!
                           К наступленью, похоже…»
— «А у тебя ведь махорка в газете?»
— «Да, — говорит он, смеясь отчего-то, —
старшина еще выдавал перед этим…»
— «Перед чем?»
— «Перед тем, как убежать мне из роты…»
Парень бросил окурок дрожащей рукою.