Ты не каркай, не трать понапрасну усилья — Потеряешь ты голос и перья, и крылья. Будешь ты, как и я, истомленный недугом, Жить один, без надежды, покинутый другом! 27 Что я делаю, безумец, в этот вечер темно-синий? На песке тебя рисую и беседую с пустыней. Крики ворона услышу — наземь падаю в тоске. Ветер горя заметает мой рисунок на песке. 28 Люблю — в пустыне жажда слабей моей любви. Люблю — иссякли слезы бессонные мои. Люблю — молиться бросил, безумьем обуян. Люблю — не вспоминаю каабу и коран. 29 Исполни лишь одно желанье мое — иного нет: Спаси любимую от горя, убереги от бед. Мне блага большего не надо, ты щедро одарил Меня любовью — в ней отрада, спасение и свет. Пока живу — люблю и верю, надеюсь и терплю, — Служу единственному богу, храню его завет… 30 Только любящий достоин человеком называться. Кто живет, любви не зная, совершает святотатство. Мне любимая сказала: «Ничего не пожалею, Лишь бы милого увидеть, лишь бы мне тебя дождаться». Только любящим завидуй — им на долю выпадает Невозможное блаженство, неразменное богатство. (644–712) 1—22. Переводы С. Шервинского; 23–32. Переводы Е. Николаевской; 33–42. Переводы М. Курганцева
1 Вы, суд мирской! Слуга аллаха тот, Кто судит нас, руководясь законом. Пусть жен не всех в свидетели зовет, Пусть доверяет лишь немногим женам. Пусть выберет широкобедрых жен, В свидетели назначит полногрудых, Костлявым же не даст блюсти закон — Худым, иссохшим в сплетнях-пересудах. Сошлите их! Никто из мусульман Столь пламенной еще не слышал просьбы. Всех вместе, всех в один единый стан, Подальше бы! — встречаться не пришлось бы! Ну их совсем! А мне милее нет Красавицы роскошной с тонким станом, Что, покрывалом шелковым одет, Встает тростинкой над холмом песчаным. Лишь к эдаким благоволит аллах, А тощих, нищих, с нечистью в сговоре, Угрюмых, блудословящих, нерях, Ворчуний, лгуний, — порази их горе!
