Любовная лирика классических поэтов Востока

Луноликая, сладкоустая, ах жасминовая,
Расскажи, не тая, ты здорова ли, весела ли?

Ты, краса весны, роза вешняя, горе сладостное,
Ах, печаль соловья, ты здорова ли, весела ли?

Поцелуй меня — дай пригубить мне губы сахарные,
Дай взглянуть на тебя, ты здорова ли, весела ли?

Вышел в город Ахмед, всех красавиц расспрашивает:
Как ты, пери моя, ты здорова ли, весела ли?

* * *

Ты — коварство, ты, милая, — ложь, ты сжигаешь меня.
Взглянешь — тысячу раз обожжешь, ты сжигаешь меня.

Ты — свеча на пиру; я кровавые слезы лью;
Ты с другими смеешься и пьешь, ты сжигаешь меня.

Я рыдаю — пою; моя печень — свирель, в ней лады
Прорезает страдания нож, — ты сжигаешь меня.

Госпожа мироздания, в пламени вздохов моих
Оба мира сгорают, — и все ж ты сжигаешь меня.

Все другие — шипы, ты с шипами беседу ведешь,
Мне же только печаль отдаешь, — ты сжигаешь меня.

Виночерпий! Зачем ты мне чашу наполнил вином? —
Пламя жидкое в горло мне льешь, — ты сжигаешь меня.

Так страдает Ахмед оттого, что другим ты поешь,
Мне же только насмешливо лжешь, — ты сжигаешь меня.

* * *

Твой локон с мускусом я сравнивал напрасно, — я не знал,
Что лик твой мускуса черней! Теперь мне ясно, — я не знал!

И сам я черным прахом был, но ты в меня вдохнула жизнь!
О, как опасна красота и как всевластна, я не знал.

С тех пор, как твой влюбленный взор моей душе послал привет,
Я пил твое вино, — иных, влюбленный страстно, я не знал.

Но если цель твоей души из праха создавать любовь,
Зачем тебе лежать в пыли, страдать всечасно, я не знал.

И если свечи на пиру горят и плачут обо мне,
Зачем, когда сгораю я, ты безучастна, я не знал.

Бежал я, страждущий Ахмед, бежал от гнева глаз твоих,
Бежал к тебе. Иных путей искал напрасно, — я не знал.

* * *

И опять моя душа возле милой вьется,
Будто сердце мое рядом с ее сердцем бьется.

Сердце — роза, лик — бутон, стройный стан — чинара;
Кипарис тюльпаноликий, как тюльпан смеется.

Мускус утренней росы, освежив чинару,
С кипарисового стана ароматом льется.

Голубок моей души воспарил к чинаре
И в когтях огромной птицы, беззащитный, бьется.

В сердце сохраняй, Ахмед, эту тайну сердца, —
Только разве тайна сердца тайной остается?