Австрия не собирается нападать на Сербию». Впрочем, он тут же добавил, что малые государства — это источник «всяческих бед» и не стоит из-за них ломать голову.
Во вторую неделю февраля 1909 года состоялся наконец официальный визит короля Эдуарда VII в Германию — через восемь лет после его восшествия на британский престол. Вильгельм проинформировал его о франко-германском соглашении по марокканскому вопросу, добавив: «Я надеюсь, что это соглашение станет отправной точкой на пути к лучшему взаимопониманию между обеими странами». Эдуард покивал головой: «Да будет так!» 9 февраля во время торжественного приема Вильгельм произнес тост в честь своего дядюшки, не преминув заметить, что рассматривает визит как «новую гарантию дальнейшего развития мирных и дружественных отношений между обеими нашими странами». «Я знаю, — продолжил он, — как много в деле обеспечения мира и безопасности зависит от нашей воли и нашего желания». По окончании визита король Эдуард направил Вильгельму личное послание, в котором выразил свою точку зрения: антинемецкая кампания британской прессы по поводу развития германского флота — это попросту нечто «смешное и нелепое».
По собственному признанию Вильгельма, он заморозил свои отношения с Бюловом, решив, что будет иметь с ним дело лишь в случае крайней необходимости. Ему нужен был виновник. Не было недостатка в доносчиках, которые внушали кайзеру мысль: именно Бюлов виновен в истории с «Дейли телеграф», именно он все так специально подстроил, чтобы скомпрометировать его величество. Главой заговора против Бюлова был Кидерлен-Вехтер в круг заговорщиков, которые называли себя «кайзертройен» («верные слуги кайзера»), входил и вечный интриган Элард фон Ольденбург-Янушау, и отставной дипломат Рудольф Мартин, некогда уволенный Бюловом. 1 марта Мартин опубликовал памфлет под названием «Князь Бюлов и кайзер Вильгельм II»; там, в частности, были такие строки: «Власть князя Бюлова кажется необъятной, но в действительности ее фундамент подгнил и подъеден мышами. Князь Бюлов никогда не будет больше пользоваться доверием кайзера». Судьбу Бюлова решил крах «бюловского блока» в рейхстаге. Теперь от него можно было легко избавиться. «Верным слугам кайзера» достаточно было объединиться с партией Центра, чтобы свалить канцлера.
11 марта по просьбе канцлера кайзер дал ему аудиенцию. Она состоялась на галерее Берлинского замка, как пишет сам Вильгельм, «на фоне портретов моих предков, картин с видами Семилетней войны и зала Версальского дворца, где была провозглашена империя». Результат беседы — пребывание Бюлова на своем посту продлилось еще на несколько месяцев. Вильгельм согласился отобедать у канцлера — жест, призванный разубедить тех, кто считал, что конец Бюлова близок. Решающий диалог произошел в саду канцлерской резиденции. Вильгельм, к тому времени преодолевший душевный кризис, хотел покаяния Бюлова по поводу своего поведения во время инцидента с «Дейли телеграф». Тот притворился, что не помнит всех деталей истории. Вильгельм, вероятно, тогда решил, что отправит канцлера в отставку, но лишь после того, как тот обеспечит прохождение через рейхстаг закона о налоге на наследство: наряду с новым акцизом на немецкое шампанское этот налог должен был дать дополнительные средства для строительства флота. Пока же кайзер был намерен вдоволь поиграть на нервах Бюлова. Пусть все думают, что невинная жертва, сиречь кайзер, простила виновного и признавшего свою вину канцлера. Кривая их отношений описала, таким образом, полный круг. «С меня хватит этого Бюлова», — откровенно заметил Вильгельм в разговоре с Баллином, который состоялся в те же дни.
Балканский бикфордов шнур снова задымился. 3 апреля Вильгельм направил Николаю послание с благодарностью за то, что тот не вмешался в конфликт на стороне Сербии: «Европа теперь избавлена от ужасов всеобщей войны». Сам он отправляется на Корфу, в этот «земной рай», где, слава Богу, «нет туристов» и куда «очень легко добраться морем». По пути «Гогенцоллерн» сделал остановку в Венеции, где Вильгельм встретился с послом графом Монтсом. Кайзер просил графа быть готовым сменить Бюлова. Монте, видимо, уже ощущая себя ближайшим советником кайзера, заявил, что пришло время договориться с англичанами, определив, в частности, соотношение боевых кораблей с обеих сторон. Вильгельм назвал цифры 3 и 4: три немецких линкора на четыре английских. По мнению Монтса, было вполне достаточно иметь один немецкий линкор на три английских. Вильгельм не ответил. На следующий день на площади Святого Марка Монте столкнулся с Бюловом, который любезно сообщил послу, что они с Вильгельмом уже обо всем договорились.
20 апреля состоялось свидание Вильгельма с королем Греции Георгом. Кайзер предупредил, чтобы тот не вздумал начинать войну с Турцией из-за Крита. В Малой Азии Вильгельм имел свои интересы. Вильгельм вернулся к мысли, что «дядюшка Берти» интригует, пытаясь испортить его отношения с султаном. Бюлов хотел умерить страсти, предложив кайзеру устроить встречу с Хардинджем. Упоминание имени постоянного секретаря Форин офиса только подлило масла в огонь — Вильгельм, видимо, вспомнил о беседе с ним в прошлом году и тут же разразился обвинениями в адрес англичан: они высокомерны, а его достоинство требует, чтобы к нему относились как к равному. В конечном счете он изменил свое мнение по критскому вопросу, заявив туркам, что им придется смириться с утратой острова.
8 мая с виллы «Ахиллейон» Вильгельм отправил очередное послание Николаю. В Стамбуле произошла революция, нарушив его покой. «Мы, бедные правители, не имеем даже права на отдых, как прочие простые смертные». Тем не менее он наслаждается видом «мраморных террас в тени чудесных пальм». Он с удовольствием описывает «автомобильные экскурсии, чаепития, пикники на лоне природы» — все это «просто великолепно». Два дня спустя он уже был на пути домой. Посетив Мальту и Бриндизи, он прибыл в Пулу, портовый город в северной части Адриатического моря, где встретился с итальянским королем Умберто.
Для канцлера уже начался отсчет времени. 27 июня Бюлов вместе с канцлером и французским шоколадным королем Менье были в Киле гостями принца Монако. На борту яхты состоялся разговор о том, кто будет преемником Бюлова. Решающий день вскоре настал — рейхстаг провалил законопроект о налоге на наследство, так что тянуть время с отставкой смысла не было. Развязка произошла в скверике Берлинского замка 14 июля 1909 года. Вильгельм на прощание обнял и поцеловал уволенного, с которым он некогда связывал так много надежд. Показывая впоследствии это место королю Вюртемберга, он заявил: «Вот здесь я и разделался с этой скотиной!»
ГЛАВА 13
БЕТМАН-ГОЛЬВЕГ
I
Бюлов, используя преимущества ретроспективного взгляда на историю и давая выход накопившейся в нем желчи, утверждал, что в ходе последнего разговора с кайзером в упомянутом скверике он пытался убедить Вильгельма не назначать Теодора Бетман-Гольвега на пост канцлера. Он не сможет предотвратить войну, говорил он императору. Насколько же мало можно доверять воспоминаниям этого четвертого по счету вильгельмовского канцлера! Абсолютно точно доказано, что именно Бюлов выдвинул кандидатуру Бетман-Гольвега. По стране ходило множество спекуляций на тему о том, кто займет кресло Бюлова. Говорили, что лично Вильгельм предпочел бы видеть в нем Тирпица, но воздержался от назначения из-за возможной негативной реакции в Англии. Вроде бы он подумывал и о кандидатуре Лихновского (вскоре тот получил пост посла в Лондоне). Как упоминалось, его выбор чуть было не пал на Монтса, но против его кандидатуры выступил не только Бюлов, но и шеф гражданского кабинета Валентини, который не преминул отметить, что нынешний посол в Италии — плохой оратор.
Вильгельм считал, что на Бетман-Гольвега, своего старого знакомого, он сможет полностью положиться, и был прав. Бетман был человеком прямым и честным. В свое время Вильгельм с почтением выслушивал поучения Феликса Бетман-Гольвега — отца будущего канцлера, а вот теперь настала очередь сына. Познакомились они во время военных маневров 1877 года. Вильгельм, тогда молодой офицер, был принят в поместье Бетманов. У него не оказалось подходящего костюма для торжественного ужина —
