преступления и взволновала так чукчей. Иван Лукьянович всмотрелся в решительные, напряженные лица. «Но ведь мало того, что классовый смысл убийства понимаю я, — подумал Кочнев, — нужно, чтобы его поняли они. Надо помочь им вырваться из рамок понятия обычной кровной мести, направить энергию возмущенного народа не на частности, а на все зло в целом. Сама жизнь пришла мне на помощь!»
— Зачем Гырголю столько песцов? — с наивным видом спросил Иван Лукьянович.
— Джона-американа он помощник!
Кочнев оглядел гневные лица вооруженных чукчей, сказал:
— Ну вот, убьем Гырголя…
— Надо! — обрадованный, подтвердил Элетегин. — Также жену и детей надо!
— А Джон пошлет в тундру другого, — продолжал по-чукотски Кочнев, — и скажет ему: «Прогоняй, убивай всех, кто приедет сюда с товарами: ты — хозяин тундры».
— Какомэй… — послышались голоса.
— Опять убьем его. Джон нового пошлет. Разве это правильно — без конца убивать?
Люди озадаченно молчали.
— Однако, что станем делать? — спросил уже спокойнее Элетегин. На его лице было заметно замешательство.
Иван Лукьянович помолчал, дав людям возможность подумать.
— Этки. Плохой человек Джон. Все люди так говорят, — послышался чей-то голос за спинами стоящих впереди.
Кое-кто стал закуривать, положив лук к ногам.
— Зачем учит убивать людей? — ни к кому не обращаясь, тихо произнес дядя Элетегина и покачал головой.
— Жадный он, как голодная собака, — ответил ему кто-то.
— Прогнать надо. Пусть уходит на свою землю. Плохой!
— Вот это верно, — подтвердил Кочнев. — Также надо прогнать таньгов с полосками на плечах. Зачем Джона и других пустили на вашу землю?
— Это так, — согласились чукчи, — однако плату за кровь надо взять!
— Правильно, — теперь согласился Иван Лукьянович. — Но поступать нужно не так, как хочет Элетегин. — Кочнев обернулся к нему. — Дети не виноваты, жена не виновата, что у Гырголя волчье сердце, Разве твоего отца убили дети, Элетегин?
Чукчи молчали.
— Наказывать должен совет стариков. Тогда родственники Гырголя не будут знать, кому мстить. Надо поймать Гырголя, связать ремнями, потом советоваться, что с ним делать. Так поступают русские. Так думаю я.
Эти слова тумга-тума Ван-Лукьяна озадачили чукчей: «Он, однако, владеет большим умом». Но Элетегин тут же спросил:
— Кто ловить станет?
Вопрос этот застал Кочнева врасплох. Действительно, как и кто сможет изловить Гырголя? Ведь если чукчи отправятся охотиться за ним, то все сведется к простой вековечной мести. Разве за этим люди пришли к нему? Они ждут от него умного и ценного совета.
Молчал Кочнев недолго. Он верил в скорое установление здесь Советской власти, и вера эта подсказала ему решение.
— Я сам поймаю его, — совершенно неожиданно для чукчей и самого себя ответил он, — Потом приведу его к вам, и вы решите, как поступить с ним.
— Какомэй… — раздались удивленные голоса: этого никто не ожидал.
— Один? — дядя Элетегина удивленно поднял брови и выронил изо рта трубку.
— Если не справлюсь, попрошу вас помочь… Ждите, я позову вас.
— Э-гей! — довольные, засмеялись мстители.
— Вот прогоним вместе с вами американов — совсем другая наступит жизнь. Никто не будет убивать друг друга. Купим вельботы деревянные. Каждый получит винчестер за двух или трех песцов…
И Иван Лукьянович нарисовал им снова картину будущего, пытаясь как можно нагляднее вскрыть перед ними причины всех их несчастий и тяжелой жизни.
Чукчи разошлись нескоро, но ушли вполне удовлетворенные тем, что Ван-Лукьян взялся сам отомстить Гырголю. А если он сказал — так и будет! Кто не знает этого! Что же касается родственников Гырголя, то они не посмеют мстить таньгу, тем более такому сильному, как Ван-Лукьян, который все может сделать: даже из живота человека выбросить болезнь. По всей Чукотке знают об этом. К тому же разве они дадут его в обиду?.. Пусть позовет Ван-Лукьян, и они все пойдут за ним!
Многосемейные родственники убитого были очень довольны, что Ван-Лукьян избавил их от этого «неудобного дела». Разве есть у них время бродить по тундре? А каково будет видеть своих убитых детей и жен? Нет, Ван-Лукьян, как видно, настоящий человек!
Когда вернулась Дина, в комнате было темно от табачного дыма.
— Вы с ума сошли! Ребенок и без того слабый.
— Сейчас проветрим. Очень важное дело решили, Дина, — и он все рассказал ей.
— Молодец ты у меня, Ваня! Хорошо, что отговорил, — похвалила его жена.
— Ты ничего не понимаешь, Динка! — Иван Лукьянович бережно взял у нее из рук сынишку и положил его в постель. — Дело не в том, что отговорил. Я понял сегодня, что чукчи поддержат, будут сами бороться за новую жизнь, за Советскую власть, что они… Понимаешь, сами пришли ко мне и согласились, что надо гнать в шею всех этих гырголей, джоясонов, клейстов, исправников и прочую мразь.
Незадолго до сумерек снова пришел Элетегин. И хотя был он без ружья и казался спокойным, Иван Лукьянович предположил, что сын убитого передумал, отверг принятый план и радость была преждевременна. Но он ошибся. Элетегин молча достал из-за пазухи пакет и передал его своему другу.
Заперев за ним дверь на засов, Кочнев вскрыл конверт. Первое, что он увидел, было отношение на его имя, оно начиналось словами: «Члену Революционного Комитета Чукотки товарищу Кочневу И. Л.». Сердце Ивана Лукьяновича гулко забилось, сразу пересохло в горле.
— Динка! — вскрикнул он и обернулся.
Жены уже не было, она ушла заниматься с подростками.
Оставив письмо на столе, Кочнев зачем-то подошел к печке и подложил в нее топлива, потом прошелся по комнатке, успокаивая себя. Ему казалось, что надо сию же минуту приняться что-то делать, сзывать людей, провозгласить в бухте Строгой Советскую власть. Стоя, он снова склонился над бумагой, так взволновавшей его.
Слева стоял угловой штамп. Но слова «Чукотский уезд» были перечеркнуты и от руки написано сверху: «Чукотский ревком».
Кочневу предписывалось отправиться по чукотским селениям к северо-западу от бухты Строгой разъяснять народу смысл и политику Советской власти, поднимать людей на борьбу с внутренними и внешними врагами.
А врагов было много. Молодая Советская республика переживала трудные годы. Американское оружие, доллары, продовольствие щедро поставлялись злейшим врагам русского народа, махровым контрреволюционерам и монархистам — Колчаку, занявшему Сибирь, Юденичу, Врангелю, Деникину, Семенову и другим царским генералам, рвавшим на части Россию.
Рассчитывая костлявой рукой голода удушить Советы, американское правительство уже в 1917 году организовало против России голодную блокаду. А летом 1918 года, когда республика трудящихся, терзаемая белогвардейскими генералами, переживала один из самых трудных и самых критических периодов своей истории, американо-английские «цивилизованные» разбойники, не ограничиваясь натравливанием на нашу Родину немецких милитаристов, сами тайно, по-воровски подкрались к нашим границам и высадили свои войска на советском Севере и советском Дальнем Востоке.
Кочневу надлежало составить список наиболее подготовленных, сознательных чукчей и эскимосов, на которых можно опереться в первые же дни создания сельских ревкомов.
Прилагался перечень населенных пунктов, где Иван Лукьянович должен провести работу: среди них был и остров в Беринговом проливе, куда можно попасть только водой.
