настоящее время, как совершившая особо опасные антиобщественные действия, она нуждается в принудительном лечении в психбольнице со строгим наблюдением».
– Ревность – ужасная вещь, – сказал Саша, обмакивая палец в сбитые сливки. Сливки украшали торт, который они с Анжеликой купили, чтобы отметить завершение дела.
– Ужасная вещь, – ответила Анжелика, хлопая его по руке: – Что ты делаешь? На это есть ложка!
Но Саша не обратил на хлопок никакого внимания и продолжал с удовольствием облизывать палец.
– Чудесно, – заключил он, посмотрев на опустевшую тарелку. – Обожаю сбитые сливки! В конце концов, все кончилось так здорово, что лучшего и желать нельзя. Ну, не прав ли я был? Я тебе говорил, что бы она против нас ни показала, ей в таком состоянии никто не поверит.
– Прав, – кивнула Анжелика. – Но все равно, мне ее жалко.
– Жил с шизофреничкой, – вздохнул Саша. – Она ведь и меня могла кокнуть! Но только подумать, как она нас провела…
– А я не хочу об этом думать, – отрезала Анжелика. – Поговорим о чем-нибудь другом.
– О Жене, – хитренько подмигнул тот. – Это более приятная тема, верно?
Анжелика высоко подняла одно плечо, нахмурилась и спросила, что он имеет против Жени.
– Что я могу иметь против, если ты за? – усмехнулся он. – Но я могу сказать, что мне в нем не нравится.
– Попробуй только!
Но он попробовал и быстро перечислил все имеющиеся у Жени недостатки: он неразговорчив, слишком много о себе думает, не заметно, чтобы он был веселый парень, и, кроме того, не считает ли Анжелика, что он зарится на «вольво»?
– Ну, вот что, разговорчивый, веселый парень! – ядовито ответила она. – Я считаю, что на «вольво» заришься ты!
– Да брось, – мотнул головой Саша. – Не нужна мне твоя машина.
– Ах, так она все-таки моя?! Раньше ты говорил другое…
– Ну, а теперь, в честь праздника избавления, я тебе ее дарю!
– Вот спасибо… Значит, от двух шантажистов я избавилась?
– От кого еще? – забеспокоился он.
– Ты и Лена – вот тебе два шантажиста. Ты не убивал, значит, я не сообщница. Вы оба ничего мне не можете сделать. И денег не увидишь как своих ушей, и машины тоже.
– Вот блин, какая ты стала… – тоскливо вздохнул он. – Да я никогда тебе не угрожал!
– Это тебе так кажется, дорогой! Но остается еще Наталья…
– Она же тебе не звонит?
– Я думаю, она все узнала. Если убила Лена, она ничего не может мне предъявить. Она упирала на то, что все расскажет в милиции…
– А откуда она могла это узнать?
– А откуда узнала, что мне нужно алиби?
– Ну, могла просто догадаться, что тебе нужно помочь.
– Допускаю, что так и было. Тут много ума не надо, она ведь знала каждый мой шаг и понимала, что мне грозит опасность… Но как же теперь? Теперь она, значит, догадалась, что мне не нужна ее помощь, мне не страшны ее обвинения? – засомневалась Анжелика. – Нет, мой милый. Откуда она узнала про то, что убила Лена? У меня есть сильное подозрение, что кто-то держит ее в курсе дела.
– Не может быть! Во всяком случае, это не я!
– Может быть, не ты. Но кто?
– Ну, а если она бросила воровать? А если до нее просто дошли слухи, что убила Лена? А если… – вдруг запнулся Саша. – Если она всегда это знала?!
– Что?!
– Знала всегда! И брала тебя на понт, когда угрожала!
– Откуда же она могла это знать?! В тот вечер она не видела Игоря, и он до самой последней минуты не знал, что Лена его убьет… Не мог же он ее предупредить?!
– А может, он ей позвонил?
– Что ты болтаешь? Мертвый?
– Да ведь он не сразу помер. Минуту-другую протянул. И вполне мог набрать ее номер, сказать, что ранен и кем ранен…
– Почему же она не приехала к нему на помощь?
– Может, ей не хотелось его спасать?
Они помолчали, выкурили по сигарете, но никаких предположений больше не высказывали. Анжелика поднялась из-за стола, собрала пустые тарелки и положила их в мойку.
– Одно я знаю точно, – сказала она, открывая воду. – Она никогда не решится шантажировать меня тем, что я невольно помогала ей воровать. Побоится разрушить свой бизнес. Это будет глупо с ее стороны, а Наталья не производит впечатления дуры.
– Да, верно. Значит, тебе сейчас вообще некого бояться?
– Некого.
– И денег ты ей не дашь?
– И не подумаю.
– А если она потребует?
– Все равно не дам.
– А если будет угрожать?
– Найдется, кому меня защитить.
– Ты о Жене говоришь или обо мне?
– Молчи, защитник, – она намылила мочалку и принялась мыть посуду. – Я больше не имею с тобой никаких дел.
– Ну, тогда займи мне полторы тысячи долларов. Будь человеком!
Анжелика резко повернулась и замахнулась на него мочалкой. Тот даже не вздрогнул и спокойно пояснил:
– Я прогорел, мне не на что играть.
– Брось это дело!
– Ты стала слишком правильная. Может быть, Женя влияет?
– Кто бы ни влиял, но я больше в казино не пойду, играть не буду и ни копейки тебе не дам. Мне надо жить, пойми… И я не хочу, чтобы все началось сначала…
…А в конце лета они с Женей сидели в большой комнате, во главе стола – того самого, за которым поминали в мае Игоря. Был жаркий день, открыли все окна, по квартире гуляли сквозняки, и волосы у Анжелики развевались, попадая ей в глаза, и она смеялась, отводя их рукой, когда целовалась с Женей. Саша очень громко кричал: «Горько!» Зинаида Сергеевна сидела, будто каменная, изображая на лице одновременно радость за дочь и неодобрение ее столь поспешного брака. Но никто не обращал на нее внимания. Со стороны невесты гостей было мало – только Юра, напившийся вдрызг и в конце концов уснувший в ее комнатке, да Ксения, старая знакомая из казино, которая случайно позвонила ей и получила приглашение на свадьбу как подружка невесты. Нужна же была невесте какая-нибудь подружка? Ксения сидела рядом с Сашей, и они бурно обсуждали игорные дела, привлекая всеобщее внимание. Анжелика старалась не слушать. Со стороны жениха пришли его друзья в количестве пяти человек, как на подбор, парни плотные, не слишком разговорчивые и, как выразился Саша, «не нашего круга».
В гараже стоял «вольво», увитый белыми лентами, с куклой на ветровом стекле. Для Анжелики было самым трудным сесть в эту машину рядом с Женей, чтобы ехать в ЗАГС. Правда, сидели они сзади, потому что жениха не пустили за руль в день свадьбы, но Анжелике все равно казалось, что она ощущает запах духов… Или запах крови, что было уже сущим миражом. Но и это в конце концов прошло.
Наталья не звонила, не пыталась встретиться. Анжелике начинало казаться, что и не было никакой Натальи. Но зато был Женя, который прекрасно запомнил «эту стерву» и часто о ней вспоминал. Свои воспоминания заканчивал всегда одними и теми же словами:
