— Разв? я этого не знаю, другъ ой! онъ протянулъ ей руку и н?жно пожалъ ей захолод?вшіе пальцы:- ты должна помнить, что я всегда и во всемъ в?рю бол?е инстинктамъ твоего сердца, ч?мъ самымъ мудрымъ соображеніямъ… Да и дочери твоей инстинкту в?рю, добавилъ онъ какъ-то особенно в?ско, — скажи ей, чтобъ она ?хала съ Богомъ, коли разсудила, что ей такъ надо.
Онъ усм?хнулся и прибавилъ:
— И даже можетъ не приходить прощаться со мною, если думаетъ, что почему-нибудь ей будетъ при этомъ неловко.
Александра Павловна охватила его шею рукой и н?жно прижалась губами въ его лбу:
— Лучше тебя челов?ка н?тъ на св?т?, Борисъ!
XX
Гриша вернулся во Всесвятское часу въ восьмомъ — онъ пооб?далъ въ город?,- и прошелъ прямо къ отцу: состояніе его здоровья съ н?которыхъ поръ, какъ зам?чалъ Гриша, заставляло задумываться Николая Ивановича ?ирсова. Онъ засталъ у него толстяка-доктора, видимо старавшагося разс?ять больнаго какими-то см?хотворными разсказами отъ чего-то (сынъ это сейчасъ же прочелъ на лиц? отца), явно тревожившаго старика.
Объясненіе этого чего-то не замедлило:
— А ты знаешь, едва вошелъ онъ въ комнату, обратился къ нему Павелъ Григорьичъ, — 'райская-то птичка наша', какъ называлъ ее покойный Василій…
— Марья Борисовна! вскликнулъ съ какимъ-то внезапнымъ предчувствіемъ 'несчастія' Гриша.
— Да.
— Что же… она…? не былъ въ силахъ договорить онъ.
— Улет?ла.
— Какъ улет?ла?..
Докторъ насилованно (Гриша это чутьемъ почуялъ,) расхохотался:
— Какъ взлетаютъ вообще пернатыя — взмахнутъ крыльями и прр…! Пристала къ Александр? Павловн? графиня Бородина: пришли да пришли твою красавицу погостить ко мн?. Той и не хот?лось, и откладывала… а тутъ вдругъ р?шилась, какъ это у нихъ всегда бываетъ, — возьму-молъ и по?ду. И по?хала съ женой моею на н?сколько дней. Очень просто.
— Н?тъ, недов?рчиво закачалъ головой старый морякъ, пытливо и съ новою тревогой вглядываясь изподлобья въ лицо сына, — не такъ просто, какъ вы говорите. Приб?жала она ко мн? проститься, и пяти минутъ посид?ть не хот?ла. 'Сп?шу', говоритъ, '?хать надо', разц?ловала въ об? щеки, и вонъ! Только лицо ея темн?е тучи и сдерживается, вижу, насилу, чтобы не расплакаться… Вышло у тебя что-нибудь съ нею, суровымъ тономъ вырвалось у него вдругъ.
— Что же могло выйти, батюшка? трепетно возразилъ Гриша:- мы у васъ вс? вм?ст? вечеромъ сид?ли, и вы вид?ли сами, какъ она была весела и, по обыкновенію… дружелюбна со мною. А сегодня я у?халъ въ городъ до завтрака и не вид?лъ ея.
— Не знаю, протянулъ неопред?ленно старикъ и опустилъ голову опять. — Ну, а ты что же такъ поздно вернулся сегодня, спросилъ онъ чрезъ мигъ, стараясь видимо отвлечься отъ волновавшихъ его мыслей, — особенное что-нибудь было, новое?
— Н-н?тъ, ничего особеннаго, пролепеталъ Гриша, насколько могъ твердо.
'Особенное' и 'новое' было, напротивъ, имъ получено въ этотъ день, а именно — офиціальное, письмо на его имя отъ губернскаго предводителя, съ предложеніемъ созвать экстраординарное собраніе ***скаго дворянства для выбора преемника выбывшему изъ должности Павлу Григорьевичу (новый, очевидно, враждебный ему губернаторъ не терялъ времени, какъ могъ изъ этого уб?диться Гриша). Но сообщить объ этомъ отцу въ эту минуту онъ не почелъ возможнымъ: это значило бы еще бол?е растревожить старика. 'Переговорю лучше прежде съ Борисомъ Васильевичемъ', р?шилъ онъ внутренно… Его къ тому же разбирало самое мучительное волненіе, хот?лось скор?е разузнать, что могло д?йствительно побудить Машу къ этому ея внезапному, 'нев?роятному' отъ?зду 'безъ слова объясненія, безъ намека на него. Она еще вчера р?шительно не хот?ла ?хать', вспоминалъ онъ, — 'и вдругъ'…
Глаза его безпокойно переб?гали отъ отца къ доктору. 'Онъ все знаетъ, Николай Ивановичъ', чуялъ онъ — 'и скрываетъ, и нарочно отворачиваетъ глаза отъ меня. Что же случилось, Господи!.. Неужели'… И сердце его нестерпимо забилось теперь въ груди: о прогулк? его съ Сусальцевой, сказалось ему совершенно ясно, т?мъ или другимъ путемъ дошло до нея…
— Я еще никого изъ нашихъ не видалъ сегодня, сказалъ онъ громко съ притворнымъ равнодушіемъ и въ то же время стараясь еще разъ уловить видимо изб?гавшій его взгляда взглядъ доктора.
— Ступай, ступай, посп?шно промолвилъ Павелъ Григорьевичъ, — да скажи, если спросятъ, что я ихъ опять жду чай пить ко мн? сегодня.
— А я вамъ не сов?тую, воскликнулъ на это ?ирсовъ, — вы нынче утомлены, спать вамъ лечь раньше сл?дуетъ.
— Ну, тамъ увидимъ! Сами вы сегодня соломенный вдовецъ, останетесь у меня чаевать; тамъ, коли что, скажете въ свое время, а я пока чувствую себя ничего.
Гриша поц?ловалъ руку отца и вышелъ со спокойнымъ видомъ изъ комнаты. Но съ л?стницы слет?лъ онъ со стремительностью двадцатил?тняго юноши.
Онъ быстро пошелъ чрезъ садъ по направленію покоевъ Бориса Васильевича.
Въ большой алле? кинулся ему въ глаза обликъ Лариной, въ св?тломъ л?тнемъ плать?, сид?вшей на скамь? съ книгой въ рук?.
— Настасья Дмитріевна! проговорилъ онъ, невольно останавливаясь.
— Ахъ, это вы, Григорій Павлычъ, произнесла она въ свою очередь съ необычайною ей живостью:- вы только-что вернулись?
— Да, сказалъ онъ, подходя, — только-что…
— И знаете?..
Голосъ ея чуть-чуть дрогнулъ.
— Объ отъ?зд? Марьи Борисовны? необинуясь договорилъ онъ за нее:- знаю… Что побудило ее къ этому, скажите ради Бога, если это вамъ изв?стно! вскрикнулъ онъ неудержимо.
Она медленно повела головой внизъ.
— Да, и могу вамъ сказать, потому что, полагаю, это вамъ нужно знать, медленно выговорила она. — Садитесь сюда, Григорій Павлычъ!
И она кивнула на м?сто подл? себя на скамь?.
Онъ повиновался.
Въ первый еще разъ съ т?хъ поръ, какъ гостила она во Всесвятскомъ, очутились они наедин?. Они до этой минуты словно по какому-то н?мому соглашенію изб?гали другъ друга. Въ присутствіи ея Гриша чувствовалъ какую-то странную неловкость, которую и онъ едва былъ въ силахъ скрывать, и на первыхъ же порахъ подм?тили все вид?вшіе глаза Маши, не разъ подсм?ивавшейся надъ нимъ по этому поводу. 'Не похожа на старшую сестрицу, такъ и не им?етъ счастья вамъ нравиться', говорила она ему… Что сказывалось въ сердц? Лариной при вид? челов?ка, перваго, 'единственнаго', о которомъ въ мучительные дни многострадальной жизни своей въ Юрьев? думала она съ размягченнымъ, полнымъ нев?домой ей до т?хъ поръ сладостной тревоги чувствомъ, мы не знаемъ. Но дни эти были уже далеки, и ничего не хот?ла теперь бол?е любитъ Настасья Дмитріевна, ничего, кром? своего искусства… Ничто и въ настоящую минуту не говорило въ ней, кром? горячаго желанія 'помочь' ему, 'помирить' съ нею, — съ этимъ 'прелестнымъ молодымъ созданіемъ', къ которому влеклась она какимъ-то двойнымъ чувствомъ сердечнаго сочувствія и артистическаго восхищенія.
— Сестра была зд?сь сегодня, начала она прямо.
— Сестра ваша! повторилъ, замирая, Гриша.
— Да… и спрашивала про васъ, говоря, что не усп?ла сказать вамъ все, что хот?ла, когда вы — она не сказала, когда именно, — ?здили куда-то вм?ст?, и что ей надобно поэтому опять васъ вид?ть…
