домашними пирогами, делала всевозможные поблажки, позволяла купаться столько, сколько я хотел. Итак, под конвоем двух оперотрядовцев я спустился в бассейн: «Ангелина Петровна, эти двое меня на работу не пропускают!» Начальница была женщиной объемистой, она открыла пошире рот, набрала в легкие воздуха и выпустила на оперков поток весьма нелицеприятной критики. А они-то были всего лишь студентами- мехматовцами, для них любой персонал университета был очень важным начальством, поэтому, задрожав и прижавшись к стене, они задом выбрались из бассейна и поскорее ретировались. А я, почуяв безнаказанность, решил попроказничать и начал ходить туда-сюда. Перенес одежду, кофр с фотоаппаратурой, шнуры какие-то. Каждый раз командир оперотряда встречал меня грозным окриком: «Ваши документы!» — но поднимал на меня глаза и только тихий стон его разносился по общаге…

Кстати, ту девчонку, что увела музыкантов есть макароны, я больше нигде и никогда не встречал. Кто она была? Ангел, наверное, кинчевский пролетел…

Глава 17

Рокеры и милиция. Жесткое противостояние или миф о противостоянии?

Когда мы идем на рок-концерт, то часто рефлексивно оглядываемся, ищем глазами милицию. Когда мы видим скопление милиционеров в одном месте, то думаем, что где-то рядом играется рок-концерт. Эти два понятия — «рок» и «милиция» — уже давно бродят рука об руку по нашим краям.

Лично меня «брали» дважды, но никакого криминального продолжения ни в тот, ни в другой раз не последовало. Причем в первый раз меня взяли на концерте с деньгами «на кармане». Это случилось в мае 1985 года в районе Китай-города, в дискозале, приютившемся на задворках Министерства культуры РСФСР на сейшне «Ночного Проспекта». Следователи в отделении милиции быстро и профессионально вычислили меня как устроителя концерта, да я и сам не особо скрывался — выложил перед ними на стол заработанные деньги. Правда, было там немного, всего 13 рублей 50 копеек. «Можете, — говорю, — взять их себе, если хотите, и даже протокола никакого не надо». Милиционеры брезгливо пододвинули мелочь мне обратно: «Забирай и уматывай отсюда поскорее!» Надо сказать, что этих денег нам хватило лишь на то, чтобы погрузить аппаратуру группы в проезжавший мимо экскурсионный «Икарус» и отправить все барахло Алексею Борисову домой, на проспект Вернадского. На этом все и закончилось, последствий никаких не было, хотя испугался я очень сильно: ведь если бы милиция направила гневное письмо мне в университет, где я тогда учился на четвертом курсе факультета журналистики, то это повлекло бы за собой автоматическое отчисление.

Вообще у меня возникло такое ощущение, что эта милицейская акция, в которой были использованы около десяти «воронков», чтобы перевезти в отделение и музыкантов, и публику, была наполнена пафосом другой милицейской операции, состоявшейся в Бескудникове (это отдаленный район на севере Москвы) за полтора месяца до моего случая. Та операция готовилась тщательнейшим образом на Петровке, 38, и в ходе нее были задержаны музыканты группы «Браво», а Жанну Агузарову осудили за нарушение паспортного режима. Там фигурировали и приличные деньги, поскольку, говорят, какие-то комсомольцы, организовавшие концерт, продали на этот сейшн около четырехсот «левых» билетов. В моем же случае милиционеры столкнулись с такой незначительной суммой, что просто потеряли к нам всякий интерес…

Другой случай еще более смешной. Произошел он в Одессе и, разумеется, оказался проникнутым настоящим одесским юмором, о котором ходит столько легенд.

В феврале 1987 года я вместе с художницей из рок-лаборатории Альбиной поехал в Одессу, на первый фестиваль местного рок-клуба. Добрались мы до Одессы дня за два до назначенного срока и остановились у друзей, музыкантов группы «Бастион», на Молдаванке. Там — частный сектор, легендарный район, и дом Бени Крика еще стоял цел и невредим (говорят, что недавно его снесли). Мы весело провели эти дни, но вот пришел момент перебираться в обкомовскую гостиницу куда-то за 16-ю станцию Большого Фонтана. Мы распрощались с гостеприимными хозяевами, сфотографировались на память у дома, где жили, и поспешили ловить машину, так как времени было уже в обрез. Машину мы поймали сразу же, едва начали голосовать. Перед нами затормозила шикарная начальственная черная «Волга», из нее вывалился здоровенный милицейский полковник и отворил перед нами дверь.

«В гостиницу «Юность», и побыстрее, — прощебетала моя подружка, — а то мы уже опаздываем».

«Мы вас отвезем куда надо», — пообещал полковник.

И нас отвезли в ближайшее отделение милиции, весьма затхлое, но бесконечно помпезное, поскольку располагалось оно в бывшем храме.

«Вот, поймал американских шпионов, фотографировали тут что не положено. Вызывай КГБ! — приказал полковник дежурному старшине. — А я пока обедать пойду».

В КГБ тоже оказался обеденный перерыв, и мы минут сорок просидели просто так, ерзая от боязни опоздать на торжественное открытие фестиваля. Наконец явился молодой человек в штатском, по выправке старший лейтенант, выслушал старшину, заполнил протокол, проверил наши московские удостоверения, пожал руки и сказал на прощание:

«Разные дураки бывают. Бывают дураками и начальники отделений…»

А закончилась эта история на лауреатском концерте, после которого мне жал руку сам начальник Одесского УВД, настоящий генерал, и спрашивал при этом басом:

«Вот мои двое сыновей увлеклись роком, а я не знаю, хорошо это или плохо?»

«Хорошо, конечно, хорошо», — не менее важно отвечал я.

Думаю, что с этого диалога и началась жизнь одесского рок-клуба…

Больше с милицией у меня никаких трений и конфликтов не было. Но ведь были же и арест Жанны Агузаровой, и «посадка» Алексея Романова, и суд над Костей Кинчевым — это же реальность, от которой никуда не деться!

Так-то оно так, но только знаменитое «Дело Кинчева» мне почему-то напоминает «женский роман». Тем более что и озвучено оно женщиной — Ниной Барановской, куратором Ленинградского рок-клуба. Напомню, что 16 и 17 ноября 1987 года в Ленинграде во Дворце спорта «Юбилейный» проходили концерты группы «Алиса». Первый день прошел без серьезных эксцессов, хотя обстановка была достаточно накаленной. На второй день Кинчев, озабоченный опозданием жены, вышел встречать ее за милицейское ограждение, а обратно его уже не пустили. Кроме того, какой-то милиционерик толкнул жену Кинчева, тот за нее, естественно, вступился, после чего его затолкали в милицейский уазик, заломив, как водится, руки за спину. Задержанию Кинчева воспрепятствовали фаны, которые оказались поблизости, в результате Кинчева отпустили и концерт начался, хоть и с некоторым опозданием. Кинчев, выйдя на сцену, популярно объяснил публике, по какой причине концерт не смог начаться вовремя:

«Потому что меня и мою беременную жену не пускали в зал менты!»

А потом песню «Эй ты, там, на том берегу» он посвятил «иностранным гостям, находящимся в зале, ментам и прочим гадам». Прокуратура Петроградского района в итоге возбудила в отношении Кинчева уголовное дело по статье 206, часть 2 — злостное хулиганство. А питерская газета «Смена», возглавляемая в то время редактором Виктором Югиным (ныне — пламенным демократом), опубликовала статью, в которой обвиняла Кинчева в пропаганде… фашизма. В свою очередь Кинчев подал на газету в суд за клевету. Так все и завертелось. Подробности тех событий можно прочитать в книге Нины Барановской «Константин Кинчев. По дороге в рай…», вышедшей в свет в 1993 году в Санкт-Петербурге в издательстве «Новый Геликон».

События эти действительно ужасные и одновременно душещипательные. Но почему-то за рамками книжки остались другие «дела Кинчева», а ведь Костя сам вспоминает, например, о том, как он показывал Санкт-Петербург своему новому музыканту Королеву: «Мы с ним попали в вытрезвитель, потому что он отрывал погоны у милиционеров. Ну, и в вытрезвителе по полной программе… Чтоб меня угомонить, меня привязали к стулу. Били-били, не угомоняюсь. А его за стенкой в холодную посадили голого. Февраль

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату