обманешь. Они идут на того, кого любят. И тут возникает вопрос, который я задаю на улицах, на kp.ru. Я спрашиваю: «А где я?». Там еще я организовал рубрику «Чудовище в большом Г», посмотри там.
Людей не обманешь. Люди, которые ходят по улице, им без разницы, сколько ты клипов снял. Внушаешь доверие или нет – здесь все написано. И когда выходит на сцену Шатунов Юра смешной, понятно, что: «Белые розы», тяжелое детство. И когда он над собой смеется на сцене, это людей располагает. Выходит человек, у которого даже «Белых роз» нет в репертуаре и еще гордится собой, люди отталкивают его.
Я думаю, из всех, приведенных тобой вариантов, процент тех, кто останется из-за пиара и тех, кто без пиара, из-за хороших глаз, голоса, души и так далее, – пополам. Мы живем в жестокое время. Есть артисты, которых я ненавижу, которых я называю «Агурбаш»; они есть тоже, почему нет? Сейчас все возможно. Другой вопрос, как мы к этому относимся?
Конечно, хотелось бы, чтобы Меладзе и Агутин остались. Мы хотим. Мы с тобой хотим, потому что они талантливые. Но от нас мало, что зависит. Я думаю, что останутся и те, и те. Вот Иосиф Пригожин – продюсер, мой ученик, один из самых бездарных. Он такой же продюсер, как я – управляющий этого ресторана. И женщина зарабатывает в семье деньги. Ты слышал такое? Чтобы моя женщина зарабатывала мне деньги на жизнь? Она поет, он тратит и говорит: «Я продюсер».То есть, Отар, получается, что самый хороший пиар-ход для артистов – быть хорошим человеком? Себе не подмачивать репутацию, быть искренним и так далее, правильно? Да, это самый идеальный способ, но, увы, не находящий применения в жизни. Конечно, лучше всего быть хорошим парнем и этим полюбиться. Конечно, хотелось бы, чтобы было, как я тебе говорю – Меладзе и Агутин, Сосо Павлиашвили. Но, увы, мы видим других.
В общем-то, я узнал больше, чем планировал. Давай, друг, отдыхай, мой друг!
Последний вопрос: откуда такое увлечение футболом, Отар? Я играл в Кутаисском «Торпедо», мой друг.
Да?
Запиши себе, по средам… Кстати говоря, напиши мне вопрос туда! По средам, портал sovsport.ru. У меня по средам теперь будет с двенадцати до часу. Напишешь: «Отарик, это твой новый товарищ Рома. После «Юнион Джека», как ты просил, задаю тебе вопрос. Откуда? «Во всех жанрах ты уже был, причем тут футбол?» – я тебе отвечу.
Я играл в футбол, я очень серьезно играл. Если б не мама, я бы играл дальше. Она боялась, что я травму получу. Ногу сломали мне, мама испугалась. Я самый любимый, пятый ребенок в семье, она подумала, если я буду играть в футбол– Я жалею очень. Мне кажется, футбол – это интеллектуальная игра. Это не шахматы, конечно, но это не как наши играют в футбол: повезет-неповезет. Это комбинация. Все!от 29 августа, 2010 http://pr- maslennikov.livejournal.com/294948.html
Андрей Рубанов
Детский вопрос: «Кто вы?» Как бы вы себя определили? Андрей Рубанов – запятая…? Писатель или бизнесмен, например?
Я не бизнесмен. Я плохой бизнесмен. Я авантюрист, наверное, или игрок. Я никогда одним словом не пытался описать себя. Кто такой Андрей Рубанов – я не знаю.
Звания писателя не фигурирует в этом списке?
У писателей не принято себя называть «писателями». Это все равно, что назвать себя красавцем. Это Сеprея Довлатова слова. И между, нами говоря, этого принято стыдиться.
О своем сочинительстве я помалкиваю в тряпочку. Предпочитаю находиться среди тех, кто не знает, что я делаю. Я и сам до конца не могу воспринимать себя писателем, потому что слишком мало этим зарабатываю.
Наверное, каждому сочинителю хотелось бы поселиться в домике у моря и только писать. Есть такая мечта. Но важно чем-то в это время подпитываться, вокруг что-то должно происходить– Если вы засядете возле моря – однажды вам будет не о чем писать. И вы превратитесь просто в высасывателя из пальца. Таких полно – диванных сочинителей.
Все мечтают о домике возле моря. Чтобы писать и больше ничего не делать. Но, как правило, как только люди этого достигают – писать уже не о чем.
Самые лучшие книги – они на коленке пишутся.А как вы издали вашу первую книгу – «Сажайте и вырастет»? Слышал, что для этого вам пришлось основать свое издательство. Неужели, вы прямо регистрировали издательство, заказывали печать книги в типографии, развозили и раскладывали по магазинам? Кстати, я вашу первую книгу я в магазине «Москва» купил на полочке «Афиша рекомендует». Или это легенда, потому что самому книгу издать, а тем более продать практически нереально? Полноценная книга отличается от самиздатовской поделки наличием номера библиотечного идентификатора. ISBN. Номер присваивает Книжная палата, но запрос должен быть обязательно от фирмы, то есть – юридического лица. Я купил готовую фирму, она называлась «Триэрс». Что это такое – я не знаю, но название красивое. Далее мои друзья – владельцы частной типографии – помогли мне найти верстальщика и корректора, я подготовил текст, придумал обложку, и книга была издана в декабре 2005 года. Вся эпопея заняла семь месяцев и обошлась в 150 тысяч рублей. Один экземпляр я послал в подарок критику Льву Данилкину, он написал хвалебную статью, и после ее выхода известная оптовая компания «36,6» купила у меня весь тираж. Книжечка, конечно, не является полиграфическим шедевром, но мне за нее не стыдно.
Когда вы с коленки все-таки взяли и переписали книгу набело? Как взялись за перо? Сочинительство – это был мой «план 'Б'». В 91 году я восстановился в Университете после армии, год проучился – и ушел, потому что за мои статьи нигде ничего не платили. Это очень било по самолюбию, нищета везде, в том числе – в журналистике… Вы должны помнить то время. Все вдруг обнаружили, что бедны. Я зарабатывал на стройке 130 рублей, а джинсы стоили 300 рублей. Потом друзья позвали меня делать бизнес, который нельзя было отличить от криминала… Или наоборот – это был криминал, который сейчас называется бизнесом… Я разбогател довольно быстро, но в 96-м году попал в следственную тюрьму. Вот так вот 90-е для меня и прошли.
А писательство, когда включилось? «План 'Б'» когда созрел? В 14 лет включилось. Я рано понял, кем хочу быть. Поступил на журфак МГУ именно с этой целью. Тогда, если ты хотел быть писателем, ты шел или на журфак, или на филфак. Есть еще такое место, как Литературный институт, но я никогда там не был. Там учат писателей, люди выпускаются с дипломом, где написано…
Профессия – «писатель». Ну, это вообще верх неприличия… Да, ты по диплому выходил «поэт» или «писатель»… Ну не кошмар, оттуда масса прекрасных людей вышла, насколько я знаю. Пелевин там в свое время учился. И Роман Сенчин – выходец из Литинститута.
Итак, расскажите все-таки о подготовке к писательству, пожалуйста?
В 14 лет я начал писать. Писал много. Были ученические всякие подражательные вещи, фантастику там какую-то делал… Потом началась перестройка, я отслужил в армии, вернулся – и увидел, что страны, в которой я вырос, больше нет. Сейчас я понимаю, что пережил момент ярости. Ненависти к миру. Дело даже не во мне лично, а в родителях моих, потому что они нормально жили, работали в школе – и вдруг оказались нищими. Ничего не изменилось, а цены выросли в 10 раз.
Я из семьи сельских учителей. И дед, и бабка – все были учителя. Все в одной школе, в деревне Узуново, это самый юг Московской области. В 13 лет мы переехали в Электросталь. Помню, в тот год, 1982-й, Брежнев умер. Я пошел в 7 класс уже в Электростали. А до этого была деревня. Я деревенский паренек. Я соответственно, был внук директора школы, сын учителей, вся школа была в моем распоряжении. Дед был великий человек – Константин Васильевич Рубанов – автор системы трудового обучения, знаменитый, о нем писали тогда в центральных журналах. Когда он умер, его хоронили две тысячи человек, вся деревня, приехали его ученики.
Вот это совдеповское детство – оно у меня было счастливым, солнечным. Огромная школа, спортзал, библиотека, футбольное поле, хоккейная площадка. Даже тир был. Оранжерея, мастерские– Правда, климат сложный, зимой и летом – хорошо, а вот в межсезонье – нечего делать, очень грязно, ходить тяжело просто было. Эти трактора ржавые, железная дорога, развал, пьянство, индийское кино, семечки, дом культуры… Вот пьянство, воровство – это отложилось у меня навсегда. Поскольку я был учительский сын, то у меня и отношение там к народу к своему сформировалось чисто интеллигентское, некрасовское.
И вот этот счастливый паренек вернулся из армии – а вокруг все другое. Страна другая! Началась перестройка, государство рухнуло, и я возненавидел его. Система казалась мне железобетонной, вечной, и вдруг она осыпалась прямо на моих глазах. Я смотрю вокруг и думаю: ладно, я писатель, но о чем писать? Вокруг такие дела творятся, целый новый мир возникает из ничего, на моих глазах зарабатываются миллионы… Восемь лет, с 91-го по 99-й, я практически ничего не писал. Вернулся к сочинительству только после тюрьмы. Сидел на нулях полных, и решил – ну ладно, олигархом не стал, стану литератором… Чтобы вы представляли, в 95-м году 20 миллионов долларов в месяц у нас был оборот, по 30–50 тысяч долларов ежедневно. Тогда бизнес был другой, был период нереальных, бешеных денег.Меня давно волнует вопрос, как один человек с нуля, буквально с обменного пункта валюты, может вытянуть на олигарха? А что сложного – сиди и работай. Тогда люди ко мне приходили толпами.
