— Фрамеей.
Я всё ещё зол был на Лиутпранда, что он имя моё забыл, и потому сказал, что когда зверя берёшь, шкуру лучше не портить. Не от большого ума дыру в кольчуге проделал.
Гизульф за Лиутпранда обиделся и сказал, что я и так бы не добыл, не то что целую.
Чтобы о другом поговорить, я у Гизульфа насчёт сынка его спросил. Как, мол, Марда — и правда сынка ему родить хочет?
Гизульф раздражённо сказал, что не знает он ничего и не его это дело. Дед про то разговор завёл — вот пусть с отцом нашим Тарасмундом да с Валамиром, хозяином замарашкиным, и решают — становиться Марде брюхатой или нет.
Про деда упомянув помрачнел совсем Гизульф и замолк.
Я спросил его, почему он сынка не хочет. Напомнил, как мечтали мы о том, что сынков гизульфовых пугать будем, когда те подрастут.
Но Гизульф вдруг досадливо сплюнул, как это дядя Агигульф иногда делает, сказал, что и петух вон тоже у соседа Агигульфа во дворе риксом стать мечтал. Домечтался.
Буркнул, что спать хочет. И ушёл.
Гроза ближе стала. По небу гром прокатился. Недаром у Хродомера поясницу ломило.
Тут от телеги слабый голос донёсся — дед что-то говорил. Ему Ульф ответил. Я и не заметил, когда Ульф успел из своего дома к телеге вернуться.
И тотчас же от дома туда отец наш Тарасмунд пошёл. А я не видел, что отец рядом с нами во дворе стоял, так темно было.
Голоса стали громче. Теперь уже слышно было, что возле телеги ругаются. Вернее, дедушка моих отца и дядю честил на чём свет стоит. Мне поспокойнее стало. Коли дедушка ругается, значит, всё в порядке.
Но тут дедушкину брань Ульф перебил, грубо и резко, как никогда прежде никто не решался. Ульф сказал:
— Молчи и делай, как говорю! С тебя не убудет, если меч возьмёшь. А дальше лежи себе и дери себе глотку, сколько влезет. С мечом оно спокойнее будет.
И сразу мимо меня шаги послышались — кто-то в дом спешно вошёл. Не разобрать, отец или Ульф.
Из темноты голос дедушки раздался. Заревел Рагнарис яростно:
— Хоронить меня вздумали? Я вас!..
Тарасмунд на это дедушке сказал громко и спокойно, как ребёнку капризному:
— Вот и хорошо. Бери меч и казни нас. Ты только возьми.
Тут из дома грохот донёсся — это Ульф что-то в темноте опрокинул. И выругался. Я понял, что Ульф очень сердит, потому что он как-то непривычно зло ругался.
Я стоял, то грозу слушал, то голоса возле телеги. Отец что-то деду опять говорить стал, только очень тихо. Потом вдруг Тарасмунд сказал:
— Атаульф, иди сюда.
Я удивился тому, что он меня в этой темноте заметил.
Из дома Ульф выскочил с обнажённым мечом в руке, будто на врага мчался. Чуть не сшиб. Я за ним пошёл.
Когда я вслед за Ульфом к телеге подошёл, Тарасмунд нам сказал, что дедушка Рагнарис умер.
Ульф только зубами заскрипел и ушёл, ничего даже говорить не стал.
Я отцу моему Тарасмунду не поверил, потому что дедушка совсем не изменился. Какой лежал, такой и лежал. Я спросил:
— Он только что живой был. Когда он умер?
Отец сказал:
— Только что.
Мне казалось, что сейчас дед снова откроет глаза и ругать нас с отцом начнёт, что спать ему мешаем. Но отец сказал, что сам глаза ему закрыл.
Из темноты дядя Агигульф вдруг появился, за ним Ульф шёл, все ещё с мечом в руке.
Ульф ещё раз поглядел на деда и снова промолчал, только на меч взгляд бросил.
А дядя Агигульф вдруг расплылся, как баба, разом и нос у него красный стал, и глаза, щеки затряслись (даже в свете факелов я это заметил) — и заревел, завыл Агигульф, совсем по-детски. Ни Гизульф, ни я так никогда не плакали, даже когда маленькие были и больно ушибались.
Дядя Агигульф так страшно завыл, что надо всем селом, наверное, вой этот разнёсся. И гром в ответ прогремел почти над головами.
И тотчас же, дядин вой услышав, взвыла в доме Ильдихо, будто сука, у которой щенят утопили. Тянула на одной ноте, тоскливо.
Что дядя Агигульф убивается — то понятно было. Но я удивился тому, что и Ильдихо так по деду воет.
Дядя Агигульф вдруг выть перестал, к дому метнулся. Ульф за ним следом бросился.
Но тут дядя Агигульф снова выскочил из дома. В свете факела красновато сталь блеснула. Пока Ульф успел дядю Агигульфа поймать, тот уже плетень повалил и Ульфа зарубить хотел. Но с Ульфом ему не потягаться. Из темноты, где плетень упал, только рычанье доносилось и звон металла.
Потом слышно стало, как дядя Агигульф лютует и крушит все вокруг. Голос Ульфа доносился, проклятья изрыгающий. Затем вдруг стихло все.
Мы уж подумали, не зарубил ли Ульф дядю Агигульфа. Но в светлое пятно от факела Ульф вступил, оба меча держа, и свой, и агигульфов. И буркнул:
— Ничего, скоро очухается.
И сразу нам забылся дядя Агигульф.
Во дворе факелов прибавилось. Казалось, почти все село собралось к смертному ложу Рагнариса. А когда их оповестили, того мы не поняли.
Потом рассказывали, что Хродомер, уже спать отправившись, при первом ударе грома вздрогнул неожиданно и сказал, что надо бы к Рагнарису сходить. И не успел выговорить, как вой дяди Агигульфа над селом разнёсся. Так и узнали.
Хродомер к Рагнарису подошёл. Постоял, посмотрел. Сказал:
— Не зря всё же поясница у меня болела.
Только это и сказал. И прочь пошёл.
Когда деда Рагнариса только привезли на телеге, Хродомер к нам сразу пришёл, но ничего не сказал и ушёл. Хродомеровы потом говорили, что он всех на ночь глядя из дома выгнал и богам своим молился.
Уже спать ложась, бормотал Хродомер в бороду, что, мол, если доживёт до утра Рагнарис, он, Хродомер, ему меч в руки вложит и самолично зарубит Рагнариса, друга своего. Надо бы об этом с сыновьями Рагнариса потолковать, с Ульфом да с Агигульфом. С теми, которые богов отцовских чтут. И Тарасмунда в стороне держать нужно. Нельзя позволить, чтобы он отца родного пиршественных чертогов Вальхаллы лишил.
Так бормотал Хродомер, засыпая, пока тот первый удар грома не раскатился и звериный вой Ильдихо над селом не разнёсся.
Но про то мы только назавтра узнали.
Гроза всю ночь бушевала. Я сидел у дома под навесом, спать не мог. Из наших никто спать не мог. Женщины суетились. Посреди двора нелепо громоздилась телега с дедушкой, освещённая факелами, которые то и дело гасли под дождём. Сванхильда с Галесвинтой бегали взад-вперёд, новые факелы носили, покуда Ульф на них не шикнул. Мне думалось, что Ульф совсем не переживает из-за смерти дедушки, больно уж спокоен.
Ульф сказал, чтобы все шли в дом и перестали суетиться до утра. Спать никто не мог, поэтому собрались у очага и сидели молча. Лиутпранда и дяди Агигульфа с нами не было. Снаружи дождь шумел.
Мы сидели так долго, а потом Ульф снова вышел на дождь. Мы услышали, как Ульф что-то говорит на дворе, а после дядя Агигульф ему отвечает. Ульф обратно в дом вошёл, а дядя Агигульф нет. Гизела
