— Да, Кирилл.
— Мир, я тебе вчера весь вечер хотел рассказать важную новость.
— Я заметил, как ты хотел! Наташу ты весь вечер хотел! И видимо так сильно хотел, что даже меня не замечал!
— Ну, прости, друг! Это же вечеринка, на ней удовольствие получать должен не только именинник! Ты для чего друзей собирал? Чтобы они тебя веселили все время или для того, чтобы отдыхали и веселились вместе с тобой?
— Ладно, Кирюх, может, ты и прав. Закрыли тему. Что за новости у тебя?
— Я узнал, что за медаль у Соболева! Ты не поверишь, он лауреат…
— Пулитцеровской премии? Да я уже знаю. Ты очень оперативен, — усмехнулся я. — Давай попозже созвонимся.
— Скажите, Сергей Анатольевич, а где вы были все это время? Скворцов сказал, что в отпуске…
— Да, съездил в Штаты, побродил по Нью-Йорку. Потом вернулся и, знаешь, обрадовался, что я на родине. Очень странное чувство. Понял, что я дома. Только самого дома не было. Я же почему в офисе жил? Думал, что все это временно, что скоро вернусь назад, к прежней жизни. Не мог смириться с таким падением. А сейчас все. Решил — остаюсь. Кстати — скоро приглашу на новоселье!
— Поздравляю, Сергей Анатольевич! А что теперь будет с журналом? Вы уйдете?
— Не дождетесь! — воскликнул Соболев. — Никуда я не уйду. Самое время поработать как следует. У меня такие планы за время отпуска родились! Мы такое издание с тобой сделаем!
Соболев нагнулся ко мне и проговорил тише:
— А Скворцова я уволю. Ну не нравится он мне! Зачем мучиться?
Главный редактор, как в первый день нашего знакомства, дружелюбно подмигнул мне. Я улыбнулся и начал собираться уходить.
— Ты уже?
— Да, я пойду, у меня дела по дому еще.
— А я посижу еще.
Я направился к выходу.
— А ведь они были правы! — вдруг с сожалением произнес Соболев.
— Кто? — удивленно переспросил я, обернувшись.
— Какое я право имел лезть в чужую жизнь? Журналистский снобизм все это, так тебе скажу. У всех свои проблемы — и у политиков тоже. И это не значит, что их нужно выставлять на всеобщее обозрение только потому, что профессия этого человека — управлять другими.
20
Жизнь по законам жанра
Я открыл дверь душного бара и с удовольствием полной грудью вдохнул свежий воздух. Домой не хотелось. Утреннее состояние апатии немного развеялось, но сил хватало только на то, чтобы не спеша передвигать ноги. Я пересек улицу и вышел на набережную. Прохладный ветер обдувал лицо, поднимал полы пальто, развевал шарф. Мне было приятно и ничуть не холодно.
Я подошел к спуску, сделал несколько шагов вниз и присел на гранитные ступеньки. Нева была совсем близко. Ее волны не сильно, но настойчиво и упорно бились об набережную, словно шлифовали и без того идеально гладкий камень.
Я открыл сумку и достал планшетник.
В журнале — один новый комментарий под старым постом.
Запись в блоге:
miroslav:
В отношениях с девушками я, наверное, способен только к дружбе. Почему же, когда я смею хотеть чего-то большего, то сразу, как по закономерности, возникают проблемы? Почему те, кто нравятся мне, обходят меня стороной?
А те, которым нравлюсь я — мне безразличны. Или дороги… но как друзья.
Впрочем, даже дружить я не умею!
my_paris:
Ну почему же обходят стороной? Может быть, ты не даешь им шанса любить тебя?
My_paris вернулась! Но что за глупость! Пальцы возмущенно застучали по буквам на экранной клавиатуре.
miroslav:
Не даю шанса? Я всегда открыт для общения!
Ответ не заставил себя долго ждать.
my_paris:
Я не общение имею в виду, а твое поведение, твои поступки.
miroslav:
Не понимаю тебя…
my_paris:
Давай встретимся?!
Вот так, в лоб? Наверное, ты очень страшная.
Видимо, какая-нибудь отличница, Алена например, набралась смелости.
miroslav:
Ты же понимаешь, что я могу предложить только «дружбу»?
my_paris:
А я прошу большего?
На мое лицо упали несколько капель, я поднял голову и понял, что вот-вот начнется дождь. Небо затянули серые тучи, вода в Неве покрылась рябью. Я встал со ступенек, убрал планшетник в сумку и открыл зонт.
Я так давно не гулял в дождь! Я шел вдоль набережной, глядел на замирающий город, разглядывал людей, спешащих укрыться от непогоды. Мысли в моей голове становились чище, яснее. Я как будто наблюдал себя со стороны, вел диалог с самим собой, рассказывал самому себе, что я вижу теперь, выйдя за рамки сиюминутных проблем. Я разглядывал свою жизнь как последовательность картинок, рисунков на полях книги. Книги моей жизни, которую я выбрал сам. Выбрал из сотен других произведений: комедий, драм, сентиментальной прозы, поэзии.
Из всего этого я выбрал «Ярмарку тщеславия». Драму, максимально приближенную к реальности.
Нет, не ту, которую написал Теккерей, а свою собственную. Где жизнь состоит из посиделок за чашкой кофе и непрекращающихся потоков свежих сплетен. Из престижного факультета, где полно таких
