Глава 33
…Этот старый переходной мост на ржавых опорах через пути. Дубинин любил постоять на нем, не спеша покурить. Всякий раз раньше, до войны, возвращаясь с работы, он останавливался, опирался на железные перила — внизу спешили рельсы, похожие на бесконечные лестницы. Они скрещивались, уводили в тупики, их напористый бег сдерживали бесчисленные стрелки и светофоры. Но вот две дуги, словно прорвавшись сквозь оцепление, устремлялись на простор, за поворот, за рощу. Где–то там они разветвлялись, соединялись с другими ветками, а все железные дороги, если б можно охватить взглядом, были похожи, наверное, на гигантское бескрайнее дерево, на котором висят большие города и маленькие станции…
На станции раньше всегда было шумно, подходили поезда, люди спокойно садились, носильщики в передниках несли чемоданы, из ресторана доносилась музыка. А сейчас тихо. Пассажирские теперь ходили только ночью — из–за бомбежек.
Дубинин шел по мосту, а навстречу ему на минный завод спешила вечерняя смена: старики, подростки, женщины в серых платках, перехлестнутых на груди, как патронташи.
Когда поток схлынул, капитан увидел мальчишку, сидящего на ступеньках. Это был Гапон. Он не сводил глаз с товарняка на крайнем пути. Паровоз «щучка» разводил пары, собираясь тронуться на Узловую. В последние дни Мишка снова сошелся со шляпинской компанией, и его, как обычно, посылали размечать «харчевые» вагоны.
— Глаза лопнут, — сказал ему Дубинин.
Мишка обернулся.
— Не признаешь?
Гапон вгляделся внимательней:
— Не знаю я тебя…
Да ведь и сам Дубинин с трудом узнал в хмуром худом мальчишке довоенного веселого толстяка Мишу Гапонова — сына знакомого каменщика, с которым они вместе уходили на фронт. С тех пор не довелось больше с ним встретиться. Тем более, вскоре попал Дубинин в госпиталь.
Как быстро все изменилось! Теперь мальчонка напоминал ему беспризорников, каких множество перевидал он в гражданскую, когда сам был пацаном.
— Где я тебя видел? — задумался Мишка. — Шляпина знаешь?
— Не знаю.
— А Чумиция?
— Не доводилось.
— Тогда я обознался.
— А я — то тебя, Миша, помню.
— Иди ты!
— Да. Мы вместе с твоим отцом на фронт уходили.
— И где ж он?.. Не пишет почему? — не мигая смотрел Гапон.
— Где он, сказать не могу, на высадке расстались. Больше не видел. А потом ранили меня. Тоже своим не писал. Не хотел тревожить. Думал: а вдруг выживу? И выжил.
— Ну, вот! Я и говорю, — лихорадочно затараторил Мишка. — А все: каюк, говорят, погиб. Шиш! Он у меня бедовый. Ты вот живой. Мало ли что случается, правда?
— Конечно.
Грузовой порожняк наконец тронулся в путь.
— Я побег, — заспешил Гапон. — Мне в Ореховку надо по делу. Ты где живешь?
— Новая стройка, семь, — ответил Дубинин.
— Теперь я тебя узнал, — обрадовался Мишка. — Тебе эту, выве… — хотел сказать «вывеску», — лицо прилично контузило. Пока!
Он сбежал по ступенькам, догнал последний вагон, сел на буфер и помахал рукой.
Глава 34
Точильщик огляделся, положил сумку на тумбочку, зашторил окно, вытащил из кармана пол– литра.
В дверь забарабанили. Леха вышел в сенцы и испуганно спросил:
— Кто?
— Это я.
— Сейчас. — Леха открыл, впуская остроносого.
— Соли не одолжишь, сосед?
— Есть немного. — Точильщик принялся шарить в буфете.
Остроносый быстро оглядел комнату, увидел на тумбочке свою сумку и стоящую на столе бутылку. Леха, покачиваясь, достал стакан с солью и отсыпал в спичечную коробку гостю.
— Отдам с процентом, — заулыбался остроносый. — Спасибо.
Леха запер дверь. Немного подумав, нашел пустую бутылку и заменил ею стоящую на столе.
На улице и в саду было пустынно — ни души. Остроносый обошел дом со всех сторон. Только в одном окне с трудом угадывался свет. В остальных стояла тьма.
Остроносый просунул шило меж створками рамы на веранде и сбросил крючок. Осторожно открыл раму и перевалился внутрь. Бесшумно отворив дверь, он попал в темную комнату, смежную с той, в которой горел свет, и прильнул к замочной скважине.
Точильщик закатил пустую бутылку под буфет и, натыкаясь на стулья, побрел к дивану. Рухнул поперек и через мгновение уже храпел на весь дом. Остроносый проскользнул в комнату, схватил сумку и облегченно вздохнул.
— Ну, здравствуй, — сказал кто–то за его спиной.
В дверях кухни стоял Дубинин. Леха сразу же встал:
— Порядок!
Доставленный в угрозыск, остроносый вконец раскис. У него потели ладони, и он все время вытирал их о телогрейку.
— Так ты знаешь, откуда эти деньги? — спросил Дубинин.
— Откуда мне знать…
Дубинин обмакнул замызганную ученическую ручку в чернильницу и, не глядя на остроносого, начал рисовать на листке какие–то загогулины.
— Деньги эти — из сберкассы, которую ты и твои дружки ограбили десять дней назад. При перестрелке… — Дубинин надавил, перо сломалось, — был убит майор Молотков. За это сам знаешь, что полагается. Говори!
— Не грабил я! — вскричал остроносый и глухо пробормотал: — Дали мне их.
— Кто?
— Ей–богу, не знаю. — Он нервно теребил фуражку. — Я был в фотографии, что на Карла Маркса, пришел человек… Ну, о прошлом напомнил. Сидел я по этому делу…
— По какому?
— Штампы на паспорта вырезал, печати всякие, но с тех пор ни–ни! — поспешно подчеркнул остроносый. — И вот… Нужда попутала, гражданин начальник, — взмолился он, — а тридцать тысяч — деньги!
— Значит, тебе заплатили за работу вперед?
— Да. Не верите? Деньги же вот они, у вас!
— Штамп уже передал? — быстро спросил Дубинин.
