А время шло. Уже все ходили загорелые, с облупленными носами. Уже умели делать утреннюю зарядку не хуже старших.
Только купаться ещё никому не позволяли: слишком холодна была вода.
Лагерный доктор Вера Михайловна каждый день мерила в реке температуру, и каждый день эта температура вывешивалась в столовой, на самом видном месте.
Двенадцать градусов…
Четырнадцать градусов…
Пятнадцать градусов…
Но выше пятнадцати вода ни за что не хотела согреваться.
Напрасно и старшие и младшие просили, молили Веру Михайловну разрешить им купаться. Напрасно ей доказывали, что пионерам нужно закаляться. Кого из них растят, в самом деле! Неженок каких-то, что ли? Неужели они должны бояться холодной воды?
Вера Михайловна была неумолима.
— Нет, вода не для купания. Во всяком случае, начинать при такой температуре нельзя. Воспаление лёгких обеспечено! Да неужели вас так тянет в воду? — удивлялась она.
Что она понимает, Вера Михайловна, когда ей уже наверно, давно перевалило за тридцать! В воду их так тянуло, что просто смотреть на реку было невыносимо!
Подумать только — вот она, широкая, глубокая, такая замечательная река! Расплескалась среди зелёных лугов. Играет, сверкает на солнце, а ты смотри и облизывайся!
Васька, тот больше всех выходил из себя:
— Сегодня обязательно выкупаюсь!
— Без разрешения? — ужасался Гриша.
— Нужны мне эти разрешения! — задирался он. — Вот прямо сию минуту пойду и буду купаться. Не веришь?
Гриша искоса поглядывал на Васю: с него станется! И он старался всеми силами уговорить, утихомирить друга:
— Гляди, как солнце печёт! Скоро разогреется вода… А без разрешения, Вася, ты… не надо. Выпишут тебя из лагеря, думаешь, будет приятно?
— Выпишут? — выкрикивал Васька. — А я и сам убегу, больно испугался!..
От Васькиных угроз холодные мурашки бегали у Гриши по спине.
«Убежит, обязательно убежит… Не сказать ли поскорее Тане?»
И вдруг сразу наступила жара. Июнь подошёл к концу, лето разукрасилось высокими душистыми травами и цветами. Весело затрещали кузнечики. Бабочки и стрекозы заплясали на солнцепёке, а сердитые комары, наоборот, поскорее убрались в тень. Пчёлы летали теперь день-деньской до позднего вечера, они торопились набрать себе на зиму побольше мёда.
В лесу среди сосен уже совсем нечем было дышать — так нагревался под ними сухой хвойный покров. И только возле реки, где росли ольховые кусты, пахло сыростью, было тенисто и не жарко.
Через два дня, сначала старшим, а затем и младшим Вера Михайловна позволила купаться.
Пятому отряду отвели самое удобное место: это был небольшой заливчик, неглубокая заводь с песчаным дном.
Теперь каждое утро они неслись наперегонки по тропинке через луг, чуть видные в высокой, ещё некошеной траве. Ромашки хлестали их по ногам, а пчёлы и стрекозы уступали дорогу. Они с разгону вбегали в реку и начинали брызгаться и плескаться в тёплой воде. Крохотные серебристые рыбёшки бросались от них врассыпную.
Урок плавания
Сначала доктор Вера Михайловна позволила им купаться только две минуты. «И не больше!» — строго сказала она.
Но две минуты пролетали, как две секунды. Это было так мало!
Потом им прибавили ещё по одной минуте.
Потом ещё по одной.
И вот наконец, когда купаться стало можно целых десять минут, Таня им объявила, что сегодня они будут учиться плавать.
Рядком они сидели на берегу своего заливчика. Таня спросила:
— Ну, кто из вас умеет плавать? Поднимите руки.
Руку подняла одна только Люся.
— Неужели умеешь? — удивилась Таня.
— Умею, — сказала Люся.
— Врёт! — пробурчал Васька. — Ничего она не умеет.
Но Таня сказала Люсе:
— Покажи.
И вот, всем на удивление, Люся поплыла. Она плыла, выставив из воды свои пухлые, румяные щёки, и громко пыхтела. Ногами она шлёпала так яростно, что брызги летели чуть ли не на оба берега.
Вася смотрел и завидовал. Вот бы ему так, эх!.. Везёт же людям.
— Молодец! — похвалила Таня, когда Люся вышла на берег. — Плаваешь…
— А я могу ещё лучше, — вдруг неожиданно для самого себя сказал Васька.
— Покажи! — велела Таня.
Но Вася отказался:
— Не хочу показывать.
— Может, зря хвастаешься, а сам нисколько не умеешь? — чуть насмешливо поглядывая на Васю, сказала Таня.
Васька нахмурился, но не сдался. Повторил:
— Умею…
— А раз умеешь, показывай, — сказала Таня. — Иди, иди, показывай, какой ты пловец… — говорила она и сама вошла в реку.
Вася покраснел и, шаркая ногами по песку, нехотя поплёлся к воде. Ему бы сказать: «Это я зря похвалился. Я же нисколько не умею. Я ещё ни разу не пробовал…» Но он заходил всё глубже и глубже, пряча от Тани сконфуженные и сердитые глаза.
— Иди, иди, — манила его за собой Таня, всё дальше отходя от берега.
Она смотрела на него серьёзно, без тени улыбки. Но Ваське казалось, что она отлично знает, что он не умеет плавать, и сейчас хочет его наказать за бахвальство. Не глядя на неё, он словно видел в её глазах лукавый смех.
«Куда она мне велит идти? — думал Васька. Мне уже скоро будет по шейку… Вот утону, тогда будет знать!»
И всё-таки шёл дальше и знал одно: будь что будет, но из воды он обратно не полезет, пока всем не покажет (а главное — Тане!), что умеет плавать…
И вот, когда вода дошла ему действительно до шеи, он подскочил, лёг животом и стал изо всех сил молотить ногами по воде, в то же время подгребая под себя руками.
Лицо у Васьки было напряжённое. Сейчас он ни о чём не думал: ни о Тане, которая, кажется, была где-то здесь, недалеко; ни о ребятах, которые смотрели на него с берега; ни о том, что вода под ним, наверно, очень глубокая, может, и выше головы. Он изо всех сил работал ногами и руками.
— Плывёт… — услыхал он где-то сбоку Танин голос.