он не подвергался бы взору конкурента, всегда узнающего, какие, сколько, куда и кто отправляет товары и где таковые куплены, тогда как всякое соперничество, как известно, уже вредно торговле, образ которой и по закону составляет тайну каждого, и
в) положение о непременном квартировании евреев в Глебовском подворье кроме стеснения их принуждением помещаться совсем не там, где иногда требуют торговые дела их, и занимать квартиру, вовсе не соответствующую с обстоятельствами и средствами каждого из них, имеет ту еще невыгоду, что евреи при недостатке помещения, как это и в настоящее время случилось, приведены будут к необходимости жить по нескольку человек в одном небольшом номере, тогда как многие из них желали бы иметь отдельную для себя квартиру, как для того, чтобы не подвергаться вредным последствиям тесноты, так и для того, что самые обороты их по торговле, обнаруживаясь преждевременно, служат ко вреду их промыслам, а вместе с тем не может согласоваться с самими видами правительства, которое, желая слияния евреев с коренными жителями, старается искоренять доныне господствующее к ним презрение. Помещение же их в отдельном подворье с воспрещением принятия их для квартирования в других домах, под опасением строгой ответственности, унижает их в глазах каждого, невольно заставляя смотреть на них как на лица, отчужденные от общества, чем еще более усиливается лишь прежняя к ним ненависть. Если же предположить, что при сосредоточении всех их в одном месте может быть обращен на них бдительный надзор, то и в этом случае правительство не достигнет своей цели, ибо каждый из евреев, в числе коих многие честным и безукоризненным образом действий своих в торговле и моральном отношении снискали к себе общее доверие, в случае предосудительного поступка кого-либо из них, чтобы устранить всякое могущее пасть на него подозрение в соучастии и отвлечь вообще невыгодное на евреев нарекание, невольно должен будет скрывать проступки своих собратий, к чему представляется ему вся возможность, ибо все они, быв вместе соединенными, имеют все средства затмевать следы всякого недозволенного поступка, тогда как, живши отдельно, без средств к сокрытию законопротивного умысла и подчиняясь, как и все жители столицы, общему надзору полиции, они не избегнут ее назидания и всякий проступок тогда же мог бы быть обнаружен.
Все это представляя прозорливому вниманию Вашего В-благородия, Евреи, ведущие в здешней столице торговлю, вынуждаются всепокорнейше просить представить все это на благоуважение Г. Мин-pa Внутр. Дел и ходатайствовать у Его Высокопревосходительства о законном удовлетворении справедливой их просьбы, основанной, как выше показано, на самых уважительных доводах, а между тем, дабы местное начальство, негодующее на них за принесенную Г. Министру жалобу, не могло обращать на них вящую еще строгость, то впредь, до разрешения вышеозначенного прошения, оградить их от всякого стеснительного со стороны его влияния.
Подписали: Могилевский 2-й гильдии купец Мендель Цетлен, Австрийский негоциант Герш Горовиц, Минский 1-й гильдии купеческий сын Мовша Гинзбург, Могилевский 2-й гильдии купеч. сын Залман Ратнер, Могилевский 2-й гильдии купеч. сын Янкель Гринер, Бердянский 1-й гильдии купец Сендер Пригожин, Витебский 2-й гильдии купеч. сын Берко… (?), Виленский 2-й гильдии купец Гирша Бройдо, Витебский 1-й гильдии купец Бер Рубинштейн, Витебский 2-й гильдии купеч. сын Копель Елинзон, Бердянский 1-й гильдии купец Берко Клипинцер, Динабургский 2-й гильдии купеч. сын Зашнал Гордон, Австрийский негоциант Иоахим Горовиц».
Приступив к изучению дела, Компанейщиков тотчас же встретил затруднения; генерал-губернатор не допустил его к рассмотрению отчетности по подворью, не доставил ему сведений о лечебнице и проч. Тем не менее ревизору удалось составить таблицу рыночных цен на те предметы, которые евреи были обязаны покупать в подворье, и оказалось, что обитатели гетто на всем переплачивали.
Цены в подворье
Циновки Р. 1.40 к.
Рыночная цена
Казанская, черемисской работы, лучшего свойства, нежели продаваемая в подворье, 3 ? арш. х 1 ? арш., весом 18 п., по 85 коп. медью.
Циновки-баковки, продающиеся в подворье по одной цене с казанскими, 2 ? х 1 ? арш., весом 11 пуд. в сотне по 65 к. м.
Цены в подворье
Рогожи 63 к.
Рыночная цена
Казанские, не менее 7 пуд. в сотне — 36 к. Муромские, 4 ? пуд. в сотне и одной меры с казанскими, 26 к.
Цены в подворье
Веревки № 1 — 75 к.
Рыночная цена
Калужские неточные, в 7 ? маховых саж. по 37 к. медью.
Цены в подворье
Веревки № 2 — 60 к.
Рыночная цена
В 6 маховых саж., по 27 к.
Выходило, что при упаковке товара евреи переплачивали на каждые 10 пуд. около 6 рублей. Кроме того, Компанейщиков обнаружил, что евреи не только должны были приобретать эти и другие предметы по установленной таксе, но не могли пользоваться ничьими другими услугами по упаковке и отправке товаров, как находившегося при подворье «коробочника», платившего подворью за монополию 720 р. асс. в год, — никто, кроме него, не имел права зашивать товары, переносить их и проч.; «коробочник» выписывал счета по своему усмотрению, и евреи должны были оплачивать их.
Указав в докладе генерал-губернатору на эти поборы и на другие стеснения, которые евреи претерпевали от вынужденного проживания в подворье, Компанейщиков остановился и на моральной стороне дела, отмечая, что запрещение евреям жить в других домах усиливает презрение к ним; а затем, рассмотрев в подробности вопросы о Глебовском подворье как источнике доходов лечебницы и как полицейской мере, он так закончил свой доклад: «Я вывожу то заключение, что учреждение особого в Москве еврейского подворья несправедливо в своем основании, крайне стеснительно для евреев, не приносит казне значительной выгоды, не только бесполезно, но даже вредно в административном отношении. Взгляд мой основан на крайнем разумении моем и бывших у меня в виду данных. Священною обязанностью считал я изложить пред правительством мысли свои со всею откровенностью».
Прежде чем представить доклад генерал-губернатору князю Щербатову, Компанейщиков просил правителя его канцелярии Путилова совместно рассмотреть вопрос о пользе существования подворья, но Путилов уклонился от этого, сказав, что его личное и кн. Щербатова убеждение в необходимости сохранить подворье не может быть поколеблено никакими данными.
Не обо всем, однако, виденном доложил Компанейщиков генерал-губернатору. Были обстоятельства, о которых он мог сообщить конфиденциально одному министру. «Желая исполнить в точности поручение, на меня возложенное, — писал Компанейщиков министру внутренних дел 18 марта 1848 г., — я должен был вникнуть в самый быт евреев на подворье и удостоверился, что угнетения, ими претерпеваемые, превышают всякое вероятие. Обязанные жить там поневоле, согнанные туда, как на скотный двор, они подчиняются не только смотрителю, которого называют не иначе, как своим барином, но даже дворнику, коридорщику. Не дороговизна, не поборы, как я полагаю, побудили их искать у Вашего Высокопревосходительства справедливого покровительства. Они так привыкли к налогам и стеснениям всякого рода, что остаются к ним почти равнодушными, считают их необходимой данью… Презрение, им оказываемое, отсутствие всякого человеческого к ним чувства наиболее заставило евреев принести жалобу». Что касается поборов, то Компанейщиков доносил, что вообще каждый еврей при въезде в подворье и при выезде, а также в праздники должен был делать смотрителю подарки. Приходилось платить
