помощью овладеть волшебным пфеннигом. К своей великой радости, королева нашла в мешке желанную монету.
Итак, коварная Уррака стала обладательницей всех трёх магических сокровищ оруженосцев, нисколько не заботясь о судьбе несчастных парней. Первым делом королева проверила, будут ли волшебные предметы обладать чудесной силой в руках новой владелицы, но все её сомнения быстро рассеялись: салфетка доставила ей майоликовое блюдо с едой, медный пфенниг отштамповал дукаты, а под покровом перчаточного пальца, она, никем не замеченная, прошла мимо стражи в передней в комнаты своих фрейлин.
С радостно бьющимся сердцем Уррака рисовала заманчивые картины своей будущей блестящей жизни. А пока в её душе затаилось заветное желание стать феей. Ей казалось, что она познала сущность этих загадочных существ, скрытую даже от пытливого ума учёных всего мира.
«Что такое фея? — думала она про себя. — Не более, чем обладательница одной или нескольких тайн, благодаря которым она может совершать чудеса, возносящие её над простыми смертными. Разве я не вправе, овладев скрытой силой, считать себя первой феей?»
Ей оставалось только пожелать колесницу с драконами или упряжку бабочек, ибо свободное передвижение по воздуху было для неё пока недоступно. Однако она льстила себя надеждой, что в дальнейшем овладеет и этим искусством, если только её примут в общество фей. Она полагала, что легко найдёт среди них услужливую сестру, которая согласится уступить ей такой воздушный экипаж за одно из её чудесных сокровищ.
Ночи напролёт прекрасная Уррака развлекала себя приятными мечтами: вот она, незаметно подкравшись к красивому юноше, дразнит его ласками, кружит голову и, одурманив любовным томлением, позволяет схватить вместо нимфы её пустую тень, если только у неё, в зависимости от настроения, не возникнут в этот момент другие желания. Однако, чтобы отважиться на подобное приключение, новоявленной фее недоставало совершенно необходимых для этого предметов туалета.
Ранним утром, сменившим бессонную ночь, в продолжение которой пылкая фантазия нарисовала королеве туалет феи, от крылышек и до каблучков прелестных туфелек, за работу был засажен весь портняжный цех Асторги. Можно было подумать, что идёт подготовка к предстоящему открытию маскарада или выступлению на сцене капризных театральных принцесс. Но прежде чем наряд был готов, случилось нечто, удивившее всё королевство Супрарбию и более всего саму прекрасную Урраку.
Однажды ночью, когда после длительного напряжения душевных сил размечтавшаяся королева погрузилась наконец в дремотный сон, её вдруг разбудил воинственный голос, произнёсший ей на ухо страшные слова: «Именем короля!»
Дежурный офицер предложил ей немедленно следовать за ним. Испуганная дама вернулась с облаков на землю и, не зная, что всё это должно означать, вступила в спор с воином, который, между прочим, если оставить в стороне его неприятную миссию, обладал недурной внешностью, так что мысленно королева предусмотрела и к нему визит в образе феи. После безуспешных переговоров с представителем высшей власти, она поняла, что представляет слабейшую сторону и должна покориться.
— Воля короля для меня закон, я готова следовать за вами.
Сказав это, королева направилась было к своему ларю взять, как она объяснила, дождевой плащ, чтобы укрыться им от холода. На самом же деле она собиралась достать перчаточный палец и внезапно исчезнуть. Но капитан, имея строгий приказ, был так неучтив, что отказал прекрасной пленнице в этом маленьком снисхождении. Ни просьбы, ни слёзы не действовали на этого жестокосердного воина. Он схватил даму своей мускулистой рукой и вытолкнул её из комнаты, которую чиновник тут же запер и опечатал. Внизу, у ворот, стояла пара мулов с носилками, предназначенными для рыдающей королевы.
Наконец, при свете факелов печально и тихо, словно на похоронах, процессия двинулась по безлюдным улицам в отдалённый, в двенадцати милях от города, монастырь, обнесённый высокой каменной стеной. Утопающую в слезах пленницу заключили в ужасную келью на глубине сорока сажен под землёй.
Король Гарсиа с той поры, когда во время неудавшегося праздничного обеда исчезло его любимое блюдо, всё ещё продолжал пребывать в дурном настроении. Никто уже не мог угодить ему. Половина его министров и придворных впала в немилость, другая половина, опасаясь той же участи, билась над тем, как поскорее излечить монарха от хандры. Лейб-медики предлагали рвотное, камердинер — любовницу, архиепископ — покаяние, генерал армии — крестовый поход против сарацин, старший егермейстер — охоту, гофмаршал — паштет из красных куропаток во вкусе мажордома. Последний, правда, потеряв салфетку, исчез так же бесследно, как и его пресловутое блюдо. Из всех предложений предпочтение было отдано охоте, как развлечению, сопряжённому с наименьшими трудностями. Но и она не дала желаемого результата. Король не мог забыть исчезнувшего шедевра поварского искусства и явно давал понять, что дело тут нечисто. В кругу приближённых он даже высказал подозрение, что его супруга колдунья.
Среди придворных было немало сильных противников королевы. Как только они заметили перемену в отношении короля к их повелительнице, дух коварства не упустил случая, чтобы не обратить против неё его волю, и это вполне удалось, тем более, что чудесной салфетки, которая могла принести вкусную искупительную жертву в Асторге, здесь, в охотничьем замке, не было.
После того как Гарсиа обсудил дело со своими приближёнными — скороходами, придворными карликами, шутами, камердинером и врачом, а также со всеми, кто был его ушами, — участь гордой Урраки была решена. Король созвал Тайный Государственный Совет и приказал ему утвердить приговор узкого круга советников, после чего тот и был приведён в исполнение.
Придворная комиссия занялась перетряхиванием наследства несчастной королевы, отыскивая доказательства её колдовства — какой-нибудь талисман, магические письма, а, может даже, контракт, заключённый со злым духом, либо копию с него. Все ожерелья и другие драгоценности, а равно и одеяние феи были добросовестно занесены в опись.
Однако, несмотря на все усилия, близорукие чиновники не могли найти ничего, что указывало бы на колдовство. И не мудрено. Ибо вещественные доказательства ограбления оруженосцев Роланда выглядели такими невзрачными, что даже не удостоились чести попасть в опись. Драгоценная салфетка из-за частого употребления прежним владельцем совсем потеряла свой вид и служила невежественному писарю тряпкой, которой он вытирал чернила, разлившиеся по столу из опрокинутой чернильницы. Чудесный перчаточный палец-невидимка и плодовитый пфенниг были выброшены как бесполезный хлам в мусорную кучу.
Что стало с королевой Урракой, заточённой в мрачное монастырское подземелье на глубине сорока сажен, — была ли она осуждена на пожизненное заточение, или со временем вновь увидела дневной свет, — а равно с тремя магическими сокровищами, — пропали они безвозвратно, или чья-нибудь счастливая рука вырвала их из щебня и мусора, куда рано или поздно попадают все сокровища земли, чтобы быть преданными забвению, — об этом старинная легенда хранит глубокое молчание.
Было бы, конечно, справедливо, если бы хлебосольная салфетка или плодовитый пфенниг попали в руки бедного человека, изнывающего от тяжёлой работы, которая не приносит ему ничего, кроме постоянной заботы о том, как накормить своих маленьких птенцов, когда они плачут и просят хлеба. Или, если бы чахнущий влюблённый, чью любимую тиран-отец и деспотичная мать отняли у него и заточили в монастырь, добыл перчаточный палец-невидимку, с его помощью освободил из монастыря возлюбленную и соединился с ней навеки. Однако в нашем мире это вряд ли могло произойти на самом деле. С давних пор самые желанные сокровища земли находятся в неправедных руках, и своенравное счастье отказывает в них тем, кто мог бы их скромно и разумно употребить.
После того как ограбленные оруженосцы лишились всех подарков матери-колдуньи, они потихоньку убрались из Асторги.
Амарин, который без волшебной салфетки не мог уже выполнять обязанности главного повара, ушёл первым.
Андиол — «Сын любви»— последовал за ним. Лёгкость заработка привила ему отвращение к работе, обычное у богатых кутил. Он ленился даже переворачивать пфенниг, чтобы оплачивать расходы, и жил большей частью в долг, а кассу пополнял только в случае плохой погоды или когда не предвиделось никаких развлечений. Оставшись без медного пфеннига, он уже не мог рассчитаться со всеми кредиторами.
