«А у меня — страна! Мир — на все века мне!» И хранит стена запись острым камнем: «Мучил? Ну и что ж вымучил, ничтожный? Можешь? Уничтожь! Тоже невозможно…» И с вниманьем глаз, грустных, беспокойных, слушают рассказ новички на койках… Как без слов шагал, пленный, босиком он и в глину большака ставил ком за комом ноги, и земля липла к ним, слеплялась, так она сама за жизнь его цеплялась. И он шагал, таща комья глины вязкой, и не замечал, что по бокам две каски. Вел его конвой лагерем, за стены. И вдруг разнесся вой, жалкий вой сирены. И в последний час по дороге к яру вновь увидеть нас удалось Макару. Встал у ямы он. Но, разбросав рассветы, с неба роем солнц спрыгнули ракеты, и на штаб врага, запылавший, яркий, грянул ураган бомб советской марки. Шел родной металл с песней: «К югу! К югу!» И Мазай шептал благодарность другу летчику, что круг развернул в наклоне и «спасибо, друг» слышал в шлемофоне… В громе бомб уже был не смертник пленный, здесь, на рубеже, мастер встал мартенный. Он ценил на глаз мощь, удар металла, и это его власть штаб врага взметала! Над Мазаем — дым, взрывы землю рыли. А враги под ним прятались в могиле. Он стоял один и плевал в глаза им. Он — непобедим. Он — земли хозяин!.. Но когда в него впились злые пули —