Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы

в туманах глаза бойцов отвыкли уже от звезд!
О чем же еще мечтать, как не о рывке вперед?!

Лучина горит в избе мечтанием о свече,
двух тлеющих папирос два движущихся уголька,
с затяжкой слегка зажглись три звездочки на плече
и поднятая, у губ помедлившая рука…

— Полковник! До нас дошло, что нашими взят Пропойск[3].
Когда же сквозь гниль болот прикажут и нам пройти?
— Умейте терпеть, майор! На картах у наших войск
помечены далеко проложенные пути.

Мы ближе, чем все войска, к границам врага стоим
отсюда дороги вниз, отсюда дороги вверх
и именно, может, нам придется огнем свои
пробить из воды болот дорогу на Кенигсберг.

Мы видели с вами Ржев, весь в кратерах, как луна.
Сквозь Белый прошел мой полк, а город порос травой.
Мы шли без дорог вперед, и нас привела война
за Велиж, где нет людей, изрытый и неживой.

Я с камнем беседу вел, имел разговор с золой,
допрашивал пепел изб, допытывал снег и лед,
я много сырых ночей впритирку провел с землей,
и все отвечало мне: болотами лишь вперед!

Поймите меня, майор, что значит такой ответ:
вперед — по сплошной воде, засасывающей шаг.
Так, значит, края болот не бездорожье, — нет! —
а тем, кто решил идти, — широкий, прямой большак!

Дорога труднее всех, глухая мура и топь.
Попробуйте-ка ногой, как муторна и вязка!
Но как ее не избрать из тысяч дорог и троп,
когда напрямик она к победе ведет войска?

Когда-нибудь эта жизнь покажется вам во сне:
измученная земля, изодранная войной,
и ранняя седина, и ранний ноябрьский снег,
и раненый здесь, в избе, за Западною Двиной.

Я вспомню тяжелый путь, где с вами я шел и вяз,
где наши бойцы вошли по пояса в мокреть,
и в послевоенный день потянет душою вас
собраться в повторный путь, поехать и посмотреть:

на проволочные ряды, на взорванные горбы,
на старые блиндажи, зарытые среди ржи,
на памятные следы величественной борьбы —
болотные рубежи, болотные рубежи…

Окруженные

1

Когда сомкнулись клещи наши
у Волги обручем двойным,
фашистский лагерь, мертв и страшен;
остался островом войны.

На этой льдине окаянной
столпились полчища врагов,
посередине океана
кубанских и донских снегов.

Еще фельдфебели на льдине
за выправкой людей следят,
еще согласно дисциплине
спешит к орудию солдат.

Но океан идет все шире,
а остров дальше от земли,
и, самые седые в мире,
их волны смерти замели.