Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы

все пушинки в небе,
стало ясно: все мы думали
о стране и хлебе.

«Иностранец»

Знаете, где станция
«Площадь Революции»?
Там вот иностранца
я увидал на улице.
Не из тех, которые
ради интереса
шлются к нам конторами
кругосветных рейсов.
Не из тех, что, пользуясь
биржевым затишьем,
ищут вплоть до полюса,
где поэкзотичней.
Мой шагал в дубленой
шубе из овчины,
а глаза влюбленные,
и не без причины!
Смуглотой румянятся
скулы южной крови.
Был мой «иностранец» —
черно —
угле —
бровый!
Он идет, приглядывается
к людям на панели,
видит, как прокладываются
под землей туннели,
видит, как без долларной
ростовщицкой лепты
обгоняем — здорово! —
сроки пятилетки.
И горят глаза его,
потому что чувствует:
это все хозяева
по снегу похрустывают;
это те, что призваны
первые на свете
солнце коммунизма
встретить на рассвете!
Все тебе тут новое,
книги не налгали,
и лицо взволнованное
у тебя, болгарин!
По глазам угадываю
мысль большую эту:
хочешь ты Болгарию
повести к расцвету!
Будущность могучую
родине подаришь!
По такому случаю
руку дай, товарищ!

Сто советских

Стадион в Кортина д'Ампеццо.
Тут нам общей песней не распеться.

Под навесом неба лиловатым —
тут простого люда маловато.

Сотни флагов плещутся на мачтах,
лампионы бьют в каток для матча,

и уселись, в замше, в выдре, в лире,
те, что горести не знали в мире.

А по льду, что жидкой сталью налит,
телом всем наскальзывая на лед

красные и желтые несутся,
и тогда полы трибун трясутся,

и тогда, глазея и зверея,
как на галереях Колизея,