Прикройте землю броневою толщей, ее мы будем плавить и ковать! Хочу, чтоб вам не приходилось больше телами амбразуры закрывать. Скоро у вас, живых, стянутся раны. Осуществите вы партии планы. Будете продолжать путь, что война прервала, красные водружать флаги на перевалах. Будет у вас жизнь необычайной! Сблизят глаза линз с звездною тайной. Войны уйдут вдаль, в древние мифы. Кончатся навсегда гриппы и тифы. Что вам года, что, времени пристань? Будете жить — сто, двести и триста! Ночи и дни встречать юношескими глазами, дождь или снег включать и выключать сами. Будет светлеть мир после пожарищ! Будет расти вширь слово «товарищ!». Будете создавать новую сушу, творчеству отдавать смелую душу! И глубиной глаз, рифмой поэта — будете помнить нас, живших для этого! Какое глубокое, чистое небо! Ясная, нежная голубизна! Высоких-высоких домов белизна! Из булочных валит запахом хлеба. Читальни наполнены шелестом книг. Там, среди них, мой дневник. И так обещающи строфы про счастье! Но — надо прощаться… День только-только возник… Товарищи! Мир еще на рассвете. Сколько дела на свете! Сколько надо земли перерыть, сколько морей переплыть! Сколько забот новичкам в комсомоле: перелистать все тома, на ямах воронок поставить дома, разминировать полностью каждое поле! Сколько работы в жизни, на воле! Сеять, жать, столярить, слесарить, ледоколами взламывать лед, арбузы растить в полярной теплице, ракетами взвиться в сиренево-синий полет. Все разгадать в Менделеевской таблице. Уйма работы везде, кипучей и трудной: уран замесить на тяжелой воде, застроить домами степи и тундры. Равнины лесами одеть. Вытопить мерзлые грунты. Засыпать в амбары горы зерна. И выковать Родине щит неприступный — в миллионы тонн чугуна!.. На вас я надеюсь. Можете. Справитесь. Исполните все на «ять»! Подтянете к пристаням флот паутиною тросов. Эх! Как бы хотел комсомолец Матросов с вами в одной бригаде стоять!
Смиряется и тихнет бурный ветер, теплеет мирный человечий кров. Все к лучшему, я думаю, на свете, здесь, на планете, в лучшем из миров. В пещерный век, в эпоху льдин и ливней, беспомощных, неоперенных, нас мохнатый мамонт подымал на бивне и хоботом неукрощенным тряс. Жилища мы плели, перевивая тугие стебли высохших лиан, и гнезда наши, хижины на сваях, срывал неумолимый ураган. Но человек не сдался. Вырос. Выжил. Отпрянул зверь, и устрашился гад. И мы из тьмы шатающихся хижин пришли под своды гордых колоннад. И тигры, что в тропической засаде высматривали нас из-за ветвей, теперь из клетки в пестром зоосаде, мурлыча басом, веселят детей. Столетия мы были крепостными, на рудники нужда ссылала нас. В жаре литейных, в паровозном дыме, в глубинах шахт мы сплачивались в класс. Нас на кострах сжигали, гнали в ссылку, ковали в цепи, каторгой моря,
